Миа - страница 15

— Миа, я хотел бы, кое о чем попросить тебя.

— Да, о чем? — сразу откликнулась она.

— Жалеть меня не надо, хорошо.

— Даже в голову не приходило, — обиженно фыркнула она. Но я видел по ее лицу, по тому как ее рука с особой осторожной нежностью стала скользить по моему плечу, что это было не так. Некоторое время мы лежали в блаженной тишине, потом она заговорила снова:

— Так странно, Эрик. Мне кажется, я знаю тебя много-много лет. Могу, закрыв глаза, представить каждую твою черточку, каждый жест. Особенно тот, каким ты гасишь свет. Ты не поворачиваешься к выключателю, не смотришь на него. Просто отводишь в сторону руку, при этом чуть наклонив корпус. Так изящно, легко и непринужденно. Я даже знаю о тебе то, чего ты сам о себе не знаешь.

Я почти дремал расслабившись, мысли куда-то уплывали, были вялыми и неотчетливыми. Не хотелось ни говорить, ни думать о чем-либо. А только закрыть глаза и забыв обо всем погрузиться в нирвану сна. Но я все же ответил, слегка заинтригованный:

— Да? И что я о себе еще не знаю?

— Например, на спине, под левой лопаткой у тебя есть родинка, как будто коричневая звездочка.

Я действительно не знал об этом. Откуда? И потому невольно улыбнулся:

— Надо же, Миа! Какая ты внимательная.

— И вместе с тем, я почти ничего не знаю о твоей жизни. Ты никогда ничего не рассказываешь мне о себе. Почему?

— Что ты хочешь обо мне знать?

— Все! Я хочу знать о тебе все, — она приподнялась и заглянула мне в лицо с по-детски непосредственным любопытством. Была такой забавной в этот момент и милой.

— Все? Ну хорошо. Вот, родился и живу. Дышу, вдыхаю и выдыхаю. Когда-нибудь со стопроцентной вероятностью перестану. Надеюсь, что не скоро. Это все.

Она разочарованно сморщила носик, надула губы:

— Так может про себя любой сказать.

— Так, я и есть любой, Миа. Я не знаю, что тебе рассказать. Нет в моей жизни ничего значительного и замечательного. Ничего такого, интересного, ни приключений, ни героических свершений. Я и путешествовал только из интерната в интернат.

Она покачала укоризненно головой, потом провела указательным пальцем по моему лицу, словно разделив его по профилю на две части, темную и светлую, подумалось мне. И остановившись на подбородке сказала:

— Ну, хорошо. Может расскажешь тогда, откуда этот замечательный шрам? Давно хотела у тебя спросить.

Я вздохнул и погладил ее по волосам, перебирая пальцами тяжелые, гладкие пряди. Она улыбнулась и, поймав мою руку, прижалась к ней щекой. Потом коснулась губами ладони, не отрывая взгляда от моего лица.

— Да нечего рассказывать, — сказал я тихо. — На уроке физры о снаряд ударился.

Она снова прикоснулась губами к моему запястью, помолчала, а потом произнесла серьезно, слегка нахмурившись:

— Ты говоришь неправду, верно?

— Да.

Миа наклонила голову, пристально посмотрела мне в глаза:

— Не хочешь рассказывать?

— Нет.

Она кивнула, словно соглашаясь, потом вновь опустилась на мою руку, помолчала о чем-то размышляя и рассеяно глядя на потолок. И вдруг сказала:

— А давай поиграем.

— Во что? — откликнулся я без особого энтузиазма. Было довольно поздно, и я чувствовал, что пора уходить, чтобы без проблем добраться до общежития. Я уже выучил расписание всех местных автобусов, хотя и не всегда успевал их застать. И тогда брел по ночному городу пешком, любуясь на фонари и ярко освещенные витрины. Иногда везло с попуткой.

— В вопросы и ответы. Только с условием, говорить правду, только правду, и ничего кроме правды. Ну или молчать. Чур, я первая вопросы задаю!

Я согласился, усмехнувшись про себя ее простодушной хитрости, и она ожидаемо вернулась к волновавшему ее предмету:

— Этот шрам. Ты получил его в драке?

Я задумался, в моем представлении драка обычно предполагает все же какие-то взаимообразные действия, где противники с разной степенью успешности пытаются нанести друг другу урон. Побеждает сильнейший, или быстрейший, или наглейший, ну в общем шанс есть у каждого. То, что произошло тем вечером, не было дракой в таком ее понимании, у меня не было шансов отбиться, а уж о том, чтобы нанести какой-нибудь урон братьям, орудующим своими кулаками с методичностью отбойных молотков, и думать было смешно. Пожалуй, Син был на редкость точен, когда определил это как наказание за преступление. Я не знал, что сказать терпеливо ждущей моего ответа Миа. Она заговорила сама: