Михаил Финберг. С рассвета до полуночи - страница 3

стр.

— Вышел Валдис Пельш — с ним мы на российском телевидении сотню выпусков «Угадай мелодию» озвучили — и начал с залом «уга­дывание». Наш оркестр подыгрывал. Знаешь, слушатели, как дети, охотно отозвались, включились в телеигру. А потом поздравляли меня циркачи — ты же их всех знаешь.


3. «Цырк на дроце»


Жизнь-драматург повернула всё так, что однажды, когда он в 69-м при­шёл предлагать себя в качестве дирижёра оркестра Минского цирка, в кабинете директора Марусалова сидел я, тогда главный режиссер цирка, — по совместительству с кино. А дальше было долгое сотрудни­чество: мы дружно вместе сделали не одну яркую постановку с музыкой или аранжировкой Финберга.

Оркестр цирка состоял тогда как бы из двух коллективов: доигры­вали последние годы перед пенсией музыканты, которые под руковод­ством дирижёра Бориса Райского приехали в 46-м «по зову родины» из Шанхая, вторая половина — молодые, постепенно занимавшие места эмигрантов.

— «Шанхайцы» меня, дирижёра на 30-40 лет младше их, поддержали, вообще сделали много хорошего. Конечно, по своим «капиталистическим» представлениям о жизни это были в какой-то степени не­счастные люди: плохо и тяжело воспринимали тогдашнюю советскую действительность. Для них, преданных музыке, добродушных, искрен­них, не было «профсоюзного» представления: сколько часов работать. Сколько было нужно, столько и репетировали. Они, но не другие...

Наблюдая в работе этих музыкантов, я в 2012-м снял о них фильм «Шанхайский джаз» (канал ОНТ); запоздало понял, что фильм следо­вало назвать «Этот прекрасный несчастный джаз», потому что и самого Райского, и его музыкантов по приезду в СССР стали сажать, инкрими­нируя пресловутую 58-ю статью: «измена родине», хотя родина была не СССР... да и какая могла быть «измена» у одержимых одним: музыкой. И Михаил Яковлевич рассказал перед кинокамерой о горестной судьбе старых музыкантов, которых хоронил одного за другим. Последний ушёл во время съёмок фильма Борис Николаевич Гурьянов — тромбонист, контрабасист, а при Финберге — инспектор оркестра.

Семнадцать лет простоял за пультом циркового джаза Финберг. Все без исключения мастера славного советского цирка 70—80-х годов выступали на минском манеже и за рубежом под оркестр, который вела его рука.

Постепенно специфический цирковой бэнд, которому предназначено было играть марши, галопы да полечки, преобразил Финберг в концертирующий коллектив. И результат: зарубежные гастроли, концерты в Москве, выступления по ЦТ СССР, записи пластинок на фирме «Мелодия». Как был Минский оркестр при Борисе Райском и Дмитрии Со­колове лучшим в системе «Союзгосцирка», таким и остался.

Финберг в это время много аранжировал, писал оригинальную му­зыку... Но писали и другие: молодые музыканты писали, но не музыку — анонимки. Он знал авторов. Представляю, как было на репетиции де­лать замечание, скажем, фальшиво играющему трубачу-анонимщику!.. Результатом — новый «сигнал» в инстанции. Писали обо всём, даже о ремонте в квартире дирижёра. Спасибо мудрому паркетчику, который предупредил, что под первую от входа паркетину он положил все на­кладные и квитанции на приобретённые материалы — это, чтоб бумаги не затерялись, не исчезли. Таскали Финберга по тем «инстанциям», вы­ясняли справедливость наветов. Наконец, его, беспартийного, вызвали в ЦК, выложили анонимки — их было семнадцать. И сказали, что ника­ких претензий многочисленные «проверяльщики» не имеют. И вдруг... предложили сделать, как бы теперь сказали, «бизнес-план» на созда­ние Государственного концертного оркестра («АБ» — аркестр Беларусi). Почему-то представить это следовало к утру.

Словом, цирк!


4. «Сегодня ты играешь джаз...»


На сцене КЗ «Россия» в полутьме бэнд играет оркестровую фантазию; добавляется постепенно свет... И зрители обнаруживают нечто необыч­ное: джазисты стоят к залу спинами!

Звучит голос Финберга:

— Мы не перепутали, где зрительный зал, а где задник сцены. Это так начинал одну из своих программ Государственный джаз-оркестр БССР под управлением и при участии заслуженного артиста республики Эдди Рознера!