Микроб профессора Бакермана - страница 8
Не договорив, Бакерман вдруг остановился, пораженный новой мыслью, сверкнувшей в его мозгу, как молния, и рассеявшей сразу все то, что угнетало и мучило его.
— Нашел, нашел! — крикнул он во все горло и, не простившись даже с растерянно смотревшим на него Кранквейном, бросился бежать.
— А, ведь, Бакерман и в самом деле сошел с ума! — подумал Кранквейн, покачивая своею безволосою головой. — Положим, и раньше-то его умственные способности были не из блестящих, а в настоящее время он совсем свихнулся.
На этом почтенный Кранквейн и успокоился. Он также был застрахован от влияния всевозможных эпидемий, и потому не боялся кусми-кусми. Участь же его сограждан очень мало интересовала его, а в morti-fulgurans он положительно не верил.
Бакерман шел домой гигантскими шагами, размахивая руками и рассуждая сам с собою вслух:
— Нашел, нашел! — повторял он. — Ведь, мой morti-fulgurans был культивирован с помощью отрицательного электричества, так что положительное несомненно должно немедленно убить его… Это верно, абсолютно верно и так же мало может быть подвергнуто сомнению, как то, что дважды два — четыре.
Посредством положительного электричества он тотчас же будет уничтожен, стерт в порошок; он сделается таким же безвредным, каким был, когда я извлек его из масла…
Нет, он будет и еще безобиднее!.. И люди будут продолжать свое существование и нечего им будет бояться!.. Да, нужно только положительное электричество, чтобы спасти мир, спасти человечество, обеспечить дальнейшую возможность появления бесчисленного множества будущих поколений и увековечить имя Бакермана!.. Так принимайся же живее за дело, Бакерман! Ты накликал беду, но ты же, ты один, можешь поправить ее… Да, уничтожить morti-fulgurans'а может лишь тот, кто создал его!..
Между тем эпидемия шла тоже гигантскими шагами. Брунвальдом она завладела уже вполне. Не было почти ни одного дома, в котором не имелось бы, по крайней мере, хоть одного больного, и все эти больные умирали с поразительной быстротой. Ничем нельзя было ни остановить развитие этой загадочной болезни, ни уберечься от нее.
Все растерялись и впали в уныние. Заботливая администрация тщетно распорядилась беспрерывно орошать весь город посредством паровых насосов самыми сильными дезинфицирующими жидкостями.
Телеграф принес тоже весьма неутешительные известия. Утром на другой день после смерти первых жертв morti-fulgurans'а в Брунвальде, в Берлине уже насчитали по разным частям города десять случаев смерти от "новой" болезни, занесенной туда молодым человеком, приехавшим из Брунвальда. Конечно, первыми в Берлине умер он со своими семью спутниками, сидевшими с ним в одном вагоне.
Быстрота и точность деятельности феноменального микроба были изумительны. О принятии каких-либо оградительных мер нечего было и думать. Устройство карантина прямо было немыслимо, тем более, что все пограничные системы, стеснявшие свободу передвижения людей из одной страны в другую, уничтожены. Затем, ведь, поезд, движущийся силой сжатого пара, идет, например, из Кадикса в Петербург всего двенадцать часов. В XIX веке едва могли достигнуть быстроты движения 60 километров в час, и то дивились этому, как чуду, но теперь не то! Но зато и в течение одной лишь ночи вся Европа уже была заражена страшным микробом.
К вечеру того же дня общее состояние Европы представлялось в следующем виде: город Брунвальд наполовину вымер, Берлин, Вена и Мюнхен заражены со всех концов, Париж, Лондон и С.-Петербург насчитывают уже по нескольку смертных случаев. Ясно, что через 48 часов будет заражен весь земной шар, а еще через некоторое время не останется в живых уже ни одною человека.
Было от чего затрепетать даже самым неустрашимым людям.
Один Бакерман больше уж не боялся, зная, наверное, что есть средство победить, казавшегося непобедимым, микроба. Он проработал всю ночь, а рано утром на рыночной площади уже красовалось громадных размеров объявление, гласившее следующее:
Воспользовавшись названием кусми-кусми, Бакерман трусливо уступал общему мнению, так как и публика, и газеты, и ученые, и медики только и говорили, что о кусми-кусми, не допуская и возможности какой-либо другой болезни. Конечно, Бакерман сделал эту уступку далеко не без горечи и лишь с трудом заставил себя умолчать о morti-fulgurans'е — своем, так сказать, детище. Но, ведь, надо же было принести хоть какую-нибудь жертву, раз по его милости готовилась гибель всего человечества, и Бакерман добросовестно принес ее, отрекшись от придуманного им самим для своего нового диковинного микроба имени. Не сделай он этого, на его объявление не скоро бы обратили внимание, а если бы и обратили, то не поверили бы ему: "люди, мол, мрут от кусми-куеми, а он предлагает лечить от какого-то morti-fulgurans'а — что же тут общего?"