Милый, дорогой, любимый, единственный… - страница 7
Вадим думал об этом, грустил. В ее положении, с человеком старше себя, он молча съедал бы обвинения покруче, только оправдывался и считал это платой за услугу. «Черти, — подумал, — гордые!»
— Что ж ты, к примеру, хорошо делать умеешь?
— Любить! — вырвалось у нее.
Казалось, разговор затеялся и жил только для этого ее вскрика.
— Что ж ты не смеешься?! Смейся!
— Сейчас, — пообещал он.
— А что тебе остается делать, господи! У тебя любви нет!
— Нет, — согласился он. — А у тебя?
— Есть!
Вот тут Вадим вспомнил их знакомство и рассмеялся.
— Что ты хехекаешь? Какое право вы все хехекать имеете? Какое твое дело? Смейся! А я умру ради любимого, хоть ради того, чтоб ему в жизни не помешать! Презираешь? Презирай! А меня хоть бей, хоть золотом осыпь, я ничего, кроме любви, не чувствую сейчас, не воспринимаю!
Вадим устал слушать серьезно обычную девичью дурь и решил прикрыть тему, но ударил еще по одному больному месту.
— В твоем возрасте… В общем, Ксения, встретимся лет через десять, поговорим…
Он щекой почувствовал, по скрипу кожи на сиденье, как она подобралась, сумела выдержать паузу и ужалить.
— Что ж ты час назад не думал о моем возрасте?! Познакомь с подругой, давай останемся, я холостой!
— Нахалка ты все-таки! — пробормотал Вадим.
Впереди светился пост ГАИ. Роковой «Москвич» серого цвета тормозил у патрульного мотоцикла. Вадим сбавил скорость до пешей, медленно миновал гиблое место. А она говорила неловко, заискивала, говорила, только чтобы говорить, чтоб только отвлечь его от этой чертовой машины.
— Глупость сказала, Вадик! — гладила его по плечу. — Глупость все! Расскажи мне что-нибудь, я лучше слушать буду. Слова не скажу.
Ты не кадрился ко мне, это я назло тебе, клянусь! Вадик, миленький, не обижайся, да?
Кончилась пленка.
— Я сама, сама! — суетилась она. — Вот так.
Зазвучала новая тема, новый оркестр.
— «Смоки»? — спросила она, ловила его взгляд, прочесть свой приговор.
— Ксения, — сказал Вадим серьезно, — ты видишь, серый «Москвич» тормозят. Это уже четвертый.
Она, казалось, дышать перестала.
— Ты понимаешь, в чем дело?
В этом случае женщины предпочитают заплакать. Ксения заплакала устало, безразлично.
— Может, он в милицию заявил, твой разлюбезный?
Она быстро повернулась к нему, вроде эта мысль никогда и не приходила ей в голову, смахнула слезы ладошкой.
— Как ты сказал?
— Муж твой в милицию заявил. Третий «Москвич» стопорят, точно такие, как у Севки…
— Я не виновата. Я звонила, я предупреждала. Ты видел, как я звонила, правильно?
Он остановился у одинокого телефона-автомата. На удивление, в нем даже горел свет.
— Ты меня высаживаешь? — глухо спросила она.
— Приятного мало. Похищение жены с ребенком.
— А ты при чем?
— Кто там будет разбираться? Потом откуда я знаю, может, ты из коварности, может, ребенок не твой вовсе, может, ты бриллианты украла… Иди, звони, а то Севка в историю попадет со своим «Москвичом»…
Когда она набирала номер, Вадим внимательно следил за каждым ее движением. И настроение становилось все хуже. Ксения вернулась.
— Что ты сказала?
— Чтоб меня не искали.
— Так, — он тяжело посмотрел на нее, — как же ты без двух копеек звонила, а?
— Я в милицию звонила.
Вадим почувствовал себя усталым и дураком.
— Прости, — буркнул он.
— Что мне делать? — спросила она.
— Домой надо вернуться, — сказал он. — Парень из-за тебя с ума сходит, а ты тут философствуешь. Я его понимать начинаю…
— Ты просто струсил.
— Струсил! — разозлился он. — Зачем тебе в аэропорт? Говорить не хочется? А мне и так понятно стало — ты к любовнику едешь!
— К любимому, — тихо поправила она.
Во-первых, он слабо верил в свое предположение, не хотел верить. Во-вторых, не ожидал подобной откровенности от нее.
— Нахалка, — опять сказал он, — вот это мне больше всего… По-человечески, а не то, что я от тебя сомлел!
Вадим коротко просигналил проезжающему таксисту, тот остановился метрах в пяти и стал подавать машину назад к ним. Вадим вытащил из кармана и подал ей пятерку.
— Я отдам, — сказала она.
— Сочтемся.
Ксения соскользнула с сиденья. Долго возилась, вытаскивала ребенка дз люльки, он захныкал со сна.
— Идиотка, — сказал Вадим, — ты представляешь, как твой возлюбленный шарахнется от тебя с этим довеском.