Минувшее - страница 10

Выполняя поручение женотдела Средазбюро ВКП(б), я спешила в женский клуб за информацией для очерка. Сойдя с трамвая, пошла по переулку. Не прошла и полпути, как услышала гневные крики, громкие голоса и плач девочек, учениц соседней с клубом школы.

Ускорила шаги. Издали увидела у школьной калитки милиционера, сдерживавшего толпу. Сердце сжалось от предчувствия беды. Подошла ближе. Милиционер оказался знакомым. Холматов частенько, по вызову заведующей клубом, приходил в женскую школу ликбеза укрощать наглеца-мужа, ворвавшегося туда для показательного избиения жены, пожелавшей учиться грамоте. Такие явления в ту пору были не редки.

— Что случилось? — спросила козырнувшего Холматова.

— Убийство. Только что… — лаконично ответил он.

Вошла во двор. В дальнем конце у маленькой калитки толпа школьниц окружила группу взрослых женщин и врача в белом халате. Подошла ближе. Передо мной лицом вниз, в луже крови, лежала молодая женщина. Возле нее на земле сидела, рыдая, мать. Она царапала себе лицо, вырывала клочьями распущенные седые волосы. В стороне два милиционера охраняли угрюмого старика со связанными назад руками. Он зло оглядывался, что-то бормоча. Догадалась — убийца.

Стала внимательно вглядываться в морщинистое лицо, обрамленное седой бородкой. Старалась поймать взгляд глаз, спрятанных под красноватыми припухшими веками, тронутыми трахомой. Мне хотелось увидеть хотя бы искру сожаления или растерянности. Но глаза были колючими с искрой бешенства, как у пойманного волка. Что он бормотал, нельзя было расслышать. Мать громко плакала и причитала, обращаясь к убитой, называя ее ласковыми именами.

Русская женщина врач, смахнув слезинки с глаз, подошла к матери, погладила ее по растрепанной голове и проговорила что-то ласковое. Старуха обхватила ее колени и, плача, прижалась к ним. Какая-то школьница присела возле старухи, обняла ее за плечи и тоже заплакала. Звонко плеснулся возглас:

— Иди скорей! Смотри, как звери расправляются с нами, с узбекскими женщинами! — кричала Шамсикамар Гаибджанова. Насколько помню, Гаибджанова в то время заведовала женским клубом, при котором были открыты женская и детская консультации, школа ликбеза и пошивочная мастерская. Туда охотно приходили женщины и, сняв паранджу, чувствовали себя как дома. Одна несли ребят к врачу, другие с книжкой и тетрадкой шли в класс, а третьи, поджав ноги, сидели на кошме и стегали одеяла. Там всегда было оживленно. Женщины рассказывали друг другу новости, делились своими горестями, переживаниями. У одной заболел ребенок, носила к табибу, дал зашитую в тумар молитву — не помогло. Вот и пришла к врачу. Другая жалуется: свекровь сожгла книгу и тетрадь, не позволяет учиться. А муж не против. Он портной и говорит: «Учись. Будешь записывать долги. Разные бывают заказчики. Некоторые отказываются платить».

Убийство привлекло многих активисток. Они расспрашивали мать, как могло случиться, что отец убил единственное свое дитя? Труп не убирали, ждали следователя.

Оказывается, убийца, живший по соседству со школой, которая была размещена в бывшем байском доме, не заделал маленькой калитки, соединяющей оба двора. Вот в эту калитку и бросилась дочь, когда увидела, что отец с топором приближается к ней. Он настиг дочь у входа и ударил по затылку, рассек шею. Дочь упала во двор школы мертвая.

Что же было причиной этой жестокости? Мать рассказала, что муж ее очень жестокий человек. Был мясником, резал овец и торговал мясом. Единственную дочь рано выдал замуж за мелкого торговца мануфактурой. До замужества Хадича в девять лет надела паранджу. Сидела дома, вышивая сюзане. О школе и думать не позволял суровый отец. Не признавая новых форм жизни, он говорил: «Мы мусульмане, у нас закон — коран и шариат. Других законов я не признаю».

В четырнадцать лет отец выдал Хадичу за своего сорокалетнего компаньона, игрока и развратника. Слабые протесты матери не помогли. Муж прикрикнул и пригрозил избить. Через год у Хадичи родилась слабенькая девочка. Через пять месяцев она умерла. Не оправившаяся от родов, молодая мать, потрясенная утратой, заболела. Тихая, кроткая жена скоро надоела развратнику. Он возмущался: