Мишки-гамми и Принцесса - страница 10

Пока мишки ужинали, Говард смотрел на каминный огонь, подбрасывая поленья, и думал. В его голове рождались стихи.

Ему и впрямь казалось, что не пламя пылает перед ним, а Она в ярком алом платье танцует, зубы ее ослепительно сверкают, движения стремительны, неуловимы и прекрасны. Он так явственно вообразил, что видит Ее, что загляделся, и вздрогнул от неожиданности, когда услышал рядом:

- Сэр Говард!

Он посмотрел по сторонам. Мишки, отужинав, расселись вокруг него, и Толстяк обращался к нему.

- Могу ли я спросить?

- Что угодно? - кивнул Говард.

- Тогда скажите нам, почему вы не замечаете погоды, не интересуетесь видами на урожай, почти не едите и мало спите? Может, вы чем-то заняты?

- Да, я очень занят, - согласился Говард.

- Чем же?

- Я думаю.

- И все?

- И все. Я только думаю.

- О чем же, сэр Говард? - спросила Солнышко, удивленно вскинув брови.

- О Ней.

Говард торжественно посмотрел на своих гостей.

- Я поняла! - воскликнула Солнышко. - Вы влюблены!

- Ты права, моя девочка, - признался Говард, - я действительно влюблен, и если бы вы были так любезны и согласились выслушать меня...

- О чем вы говорите, сэр?! - развел лапы Толстяк.

- В самом деле, - буркнул Ворчун.

- Конечно согласны! - воскликнули одновременно Малыш и Солнышко.

- Говорите, сэр, если это вам облегчит душу, - кивнула Бабушка.

- У нас, у медведей, поступки гораздо более объяснимы, чего не скажешь о людях, - начал Колдун, - особенно когда это касается такого понятия, как любовь, когда человек почему-то теряет способность логического мышления и поддается одним эмоциям, зачастую необъяснимым, что приводит меня в состояние растерянности, смешанной с удивлением.

- Все? - толкнул его в бок Ворчун.

- Что все? - изумился Колдун. - Я начал излагать мысль и мне важно ее закончить, потому что это поможет нам всем понять сэра Говарда. В той книге, которую я забыл дома, есть объяснение тому чувству, которое именуется любовью, но я запамятовал формулировку и хотел бы сейчас попытаться своими словами объяснить вам.

- Может быть, не надо? - довольно выразительно посмотрел на Колдуна хмурый Ворчун.

- Не мешай сэру Говарду, - попросила Солнышко.

- А детям пора спать, - заметил Ворчун.

- Где вы тут увидели детей? - возмутился Малыш.

- Хорошо, хорошо, - поднял руку Говард. - Я могу послушать Колдуна, но уверяю, что о любви никто ничего не знает, кроме меня. Я не стал бы так смело утверждать подобное, если бы не перечитал сотни книг и не убедился, что самые великие авторы имели весьма смутное представление о любви.

- Даже так? - заинтересовался Ворчун.

- Тем более интересно вас послушать, - заявил Толстяк, который про себя удивился, что не хочет есть и спать.

То, что не хотелось перекусить чего-нибудь, объяснялось просто - он только что вышел из-за стола. Но спал-то он когда? Добрый час прошел. В другое время его уже тянуло бы в уютное местечко, а теперь сна не было ни в одном глазу.

Все-таки сэр Говард заинтересовал не на шутку даже Толстяка. Нечего было говорить о других.

- Если вы позволите, я начну свою печальную и прекрасную повесть, - сказал Говард. - Я никому не рассказывал ее, но почему-то вам решил довериться. С одной стороны, вы расположили меня к себе. А с другой стороны, я не могу более молчать, это становится невыносимо...

Мишки приготовились слушать. Говард смотрел на пламя в камине, и ему казалось, что прошлое проступает все отчетливей, и в этом прошлом все заслоняет только одно существо, прекрасная девушка.

Молчание слишком затянулось, и мишки, переглянувшись, решили напомнить о себе. Бабушка осторожно покашляла в лапу. Но Говард не обратил внимания, его лицо светилось внутренней радостью и глаза сияли.

- Сэр Говард, - подал голос Толстяк, - я только хотел сказать, что мы приготовились слушать вашу повесть.

- Что? - будто очнулся Говард и посмотрел на мишек. - Разве я не рассказываю?

- Вы молчите, сэр, - отметила Солнышко.

- Вот как? А я был уверен, что говорю вслух. Простите, но это бывает со мной. Тогда я начну сначала. После смерти моих родителей, которых я очень любил, моим воспитанием занялся один из друзей отца лорд Дейли. Надо сказать, что у меня есть родной дядя, но у нас с ним не сложились отношения, и он ко мне не питает родственных чувств. А лорд Дейли был дружен с моим отцом с младенчества и посчитал своим долгом помочь пятнадцатилетнему сироте. Он забрал меня к себе в Лондон и вверил в руки тех же воспитателей, что занимались с его сыном Алланом. К моему несчастью, Аллан обладал чрезвычайно самолюбивым характером, и мы с ним не ладили между собой. Это огорчало доброго лорда. По этой причине лорд Дейли устроил меня в Кембриджский университет, который находится, как вам известно, в семидесяти милях к северу от Лондона. С этим университетом связаны имена Ньютона, Дарвина, Максвелла, Резерфорда и многих других знаменитостей. Я был счастлив учиться в этом престижном учебном заведении и с первого курса проявил усердие, был замечен самим вице-канцлером, фактическим управителем университета, и мог быть спокоен за свое будущее. С лордом Дейли мы договорились так, что он оплачивает мою учебу, но потом по устройству на службу я возвращаю ему долг. И все шло хорошо. К концу учения стало ясно, что мне светит политическая карьера, возможно, дипломатическая служба, потому что лорд Дейли помог завязать нужные знакомства. На последнем курсе состоялась одна поездка, имевшая практическое учебное значение, в одно из островных королевств в Индийском океане, когда-то принадлежавшее Британской империи. На одном приеме, устроенном местной знатью, я встретил Ее.