Мишки-гамми и Принцесса - страница 11

И стоило Говарду дойти до этого места в своем рассказе, как он весь переменился, стал беспокойным и нервным.

- Смотрите на пламя! - воскликнул он, вытянув руку. - Видите.

Мишки во всю старались что-то увидеть, но кроме огня в камине ничего не было.

- Что мы должны увидеть? - осторожно спросил Толстяк.

- Как же вы слепы!

- Нет, сэр Говард, - протер глаза Малыш, - я не сказал бы, что мы слепы. Мы видим огонь.

- Какай же это огонь? - с горечью произнес Говард.

- А что же это? - поинтересовался Ворчун.

- Это она. Она! Танцует!

- Сэр Говард, - дотронулась до его руки Бабушка. - Вы хорошо себя чувствуете?

От прикосновения Бабушки Говард пришел в себя, и видение исчезло.

- Я кричал? - спросил он, смутившись.

- Да нет! - махнул лапой Толстяк. - Разве чуть-чуть.

- Немножко-немножко, - закивала Солнышко.

- Мне показалось, - начал Колдун.

Но Ворчун его прервал:

- Всем показалось, но не в этом дело.

- Как вы правы! - воскликнул Говард. - Конечно же, не в этом дело. А дело в том, что я влюбился сразу и навсегда, как только увидел ее.

- Она была красивой? - спросила Солнышко.

- Какое вы сказали слово, мисс? - повернул голову Говард.

- Я спросила - она была красивой?

- Это слово ничего не определяет. Это все равно, что ничего не сказать.

И вдруг Говард заговорил стихами:

И, прочитав эти строки, Говард углубился в раздумье.

- Это ваши стихи, сэр? - спросил Колдун. - Та книга, которую я забыл дома и без которой не обходился ни одного дня, тоже написана стихами. Древние мудрецы уложили все свои секреты в стихотворную форму. Поэтому смею заверить вас, сэр Говард, что кое-какие понятия о поэзии я имею, вернее сказать - имел, потому что без моей книги я даже забываю, как меня зовут и в голове такая путаница, что трудно вам объяснить, хотя я постараюсь это сделать, чтобы вы хоть какое-то имели представление...

- Вы о чем-то спросили, мистер? - обернулся к нему Говард. - Мои ли это стихи?

- Да, да, - закивал Колдун, сбитый с толку.

- О, нет, не мои, - признался Говард. - Я их прочел сегодня и запомнил автора - Хо Нансорхон. Он вьетнамец. Мне очень жаль, что я не имею сборника стихов поэтов того островного королевства. Я думаю, что современные поэты той страны только то и воспевают, что прелести принцессы.

- Она – принцесса? - подпрыгнула Солнышко.

- Именно так.

- Вам не повезло, - вздохнул Толстяк. - Я слышал, что нет печальней участи, как влюбиться в принцессу. Вы как раз вляпались в такую историю.

- Что еще за словечки - вляпались? - проворчала Бабушка. - Говоришь, как извозчик.

- Я не хотел ничего плохого сказать, - оправдывался Толстяк.

- Подыскивай слова, - строго посоветовал Ворчун.

- Я только немного посочувствовал сэру Говарду.

- О нет! - горделиво поднял голову Говард. - Какое может быть сочувствие самому счастливому человеку, каковым я себя считаю. До той минуты, друзья мои, как я увидел мою принцессу, я тоже считал себя счастливым. Еще бы! Учился в лучшем университете, будущее представлялось ясно, много было друзей, мы устраивали веселые пирушки, на которых танцевали и пели песни, в деньгах не чувствовал нужды. Что еще надо молодому человеку? И вдруг - Она! И мне мое вчерашнее счастье показалось смешным и жалким, словно я был каким-то муравьем до этого, которому немного надо. Можете подумать, что я преувеличиваю, но ошибетесь. С той минуты, как Она возникла перед моими глазами, я почувствовал себя великаном, которому земные радости и страстишки слишком мелки. Я был охвачен великим, вселенским чувством.

Говард грустно усмехнулся и покачал головой.

- Я представляю, как трудно вам понять меня, но я говорю истину.

- Мы верим вам, - сказала Солнышко.

- Спасибо, - признательно произнес Говард. - Вы так добры! Я чувствую такое доверие к вам!

- Но что, что случилось, почему вы заточили себя в замке? - любопытствовала Солнышко.

- К этому я еще приду, - сказал Говард.

- Не мешай, Солнышко, - попросила Бабушка.