Мистер Ивнинг - страница 17

— Ну, Гелвей, что же ты стоишь и церемонишься?.. Вот уж не ожидала, что ты начнешь робеть. Торт ждет тебя.

Он вошел и сел на обычное место, где столько раз получал лакомства и вознаграждения.

— Тебя, должно быть, удивляет задержка, — сегодня Эдна говорила с ним официальней обычного. — Гелвей, у нас, кажется, дурные новости… Пришла телеграмма. Миссис Эвелин боится ее читать.

С этими словами Эдна вышла из комнаты, и открывающаяся в обе стороны дверь кухни затворилась за ней и принялась качаться туда-сюда, точно маятник.

Гелвей перевел взгляд на большой белый торт с желтым центром, который Эдна приготовила для него. Тяжелая серебряная вилка в его руке готовилась вонзиться в толстый, щедро покрытый глазурью кусок, роскошно возлежащий на раскрашенном вручную фарфоре. И тут раздался жуткий вопль: пронесся по бесчисленным комнатам, словно с той лишь целью, чтобы добраться до Гелвея, остановиться прямо перед ним и исчезнуть — испариться в воздухе и небытии над его головой. Губы садовника пересохли; казалось, он ощутил неведомую, внезапную опасность. Вилка упала из смуглой мускулистой руки. Вопль повторился, чуть громче, настала глухая тишина, а несколько минут спустя донесся протяжный безутешный плач. Гелвей знал, что это миссис Эвелин. Должно быть, в телеграмме плохие вести. Он сидел, глядя на нетронутый торт. И желтый центр торта взирал на него в ответ.

Эдна вернулась на кухню — глаза красные, носовой платок крепко зажат в правой руке, опаловое ожерелье сбилось набок.

— Это мать миссис Эвелин, Гелвей. Она умерла. И так скоро после того, как муж миссис Эвелин умер, ты ведь знаешь.

Гелвей пробормотал слова соболезнования, сожаления, которые Эдна не слышала, поскольку старалась уловить любой звук, способный добраться через качающуюся дверь.

Спохватившись, она заговорила:

— Да ты ведь и не притронулся к торту, Гелвей… — она взглянула на него чуть ли не с упреком.

— Ее родная мать умерла. — произнес Гелвей, с трудом поборов смущение.

Но Эдна смотрела на торт.

— Можно будет завернуть остатки, Гелвей, и ты скушаешь его дома, там у тебя появится аппетит. — Она попыталась его утешить, но сама теперь плакала так сильно, что вся дрожала. — Такие вещи происходят внезапно, — ей удалось произнести это безликим тоном, словно она читала напечатанный на машинке список поручений. — Совершенно без всякого предупреждения, вот как у нас. Словно небо обрушилось на землю.

Эдна работала у миссис Эвелин много лет. Она всегда носила маленькие передники. Казалось, она ничем не занимается, только ходит из кухни в прихожую или гостиную и тут же возвращается в исходную точку. Сегодня, руководя детским праздником, она беспрестанно бродила кругами и смотрела сверху вниз на каждого ребенка, так что впору было усомниться, есть ли толк от столь бурных движений. И все же без нее миссис Эвелин не смогла бы управиться с таким большим домом, — так говорили люди. И именно Эдна Грубер первая убедила миссис Эвелин, что Гелвей — человек обязательный и безукоризненно надежный. И именно Эдна Грубер всегда настаивала на том, что нужно пригласить Гелвея, если не находилось никого, кто мог бы выполнить какую-то трудную, а зачастую неприятную и грязную работу.

— Так что, Гелвей, я второй торт целиком отправлю тебе, вот только отыщу подходящую коробку.

Садовник поднялся, так и не съев ни крошки. Он произнес несколько слов и, услышав, как они вылетают из его собственных уст, удивился, точно буквы возникали перед ним, начертанные в воздухе:

— Мне очень жаль… сочувствую ее горю… Смерть матери… это самая тяжкая потеря.

Затем он услышал стук захлопнувшейся за его спиной двери. Птицы угомонились, на западе застыли багряные облака, и вечерняя звезда плыла над темнейшей их грядой — золотистая, точно головы веселящихся детей. Садовник перекрестился.

Он постоял в большом зеленом дворе мистера Тейта, любуясь травой, которую он сделал красивой для мультимиллионера: сохранил ее живость, но привел в порядок. С наступлением сумерек поднялся ветер, и открывшиеся вечером цветы источали первый нежный аромат, в котором преобладало благоухание ночной красавицы. На земле возле магнолии что-то блеснуло. Он подошел поближе. Это были ножницы для стрижки овец, которыми он подрезал косматую траву возле деревьев и кустов, большие клумбы и изгородь. Внезапно, оступившись в потемках, садовник жутко порезал ножницами большой палец. Он двинулся прочь, подволакивая ногу, словно распорол не руку, а ступню. Хлынувшая кровь отвлекла его от печальных раздумий. Прежде чем войти в огромный дом мистера Тейта, он оставил окровавленные ножницы в мастерской, потом тихо зашел на кухню, сел на обычное место за длинным сосновым столом, разыскал несколько ненужных льняных салфеток и принялся делать перевязку. Потом вспомнил, что рану следует стерилизовать. Он поискал йод, но в аптечке его не оказалось. Тогда он промыл трепетную плоть раны густым желтым мылом. Сделал повязку и застыл, погрузившись в раздумья.