Многие (Хэллоуинская история) - страница 2

Днём, когда можно бродить по улицам и отвлекаться от чувства голода, глазея на городскую жизнь, всё ещё не так плохо. Другое дело ночью: волей-неволей приходиться где-нибудь останавливаться. В темноту по многим кварталам разгуливать опасно. Да и спать хочется.

Укромные места, в которых никто не потревожит, мы с Элизабет знаем. Но от холода не спрячешься так, как от людей. Куски картона от коробок и старое тряпье - не самая лучшая постель. Иногда вечерами мы греемся у костров, которые разводят бездомные, из тех, кто относятся к нам неплохо и не гонят. Но потом уходим в какое-нибудь укрытие, и засыпаем, прижавшись друг к дружке и дрожа от пронизывающей сырости.

А после - снова утро. Холодное осеннее утро. Грязь и лужи под ногами. Было ли когда-то лето? Весна?.. Осень так неизменна в своём постоянстве, что порой начинает казаться - она есть и будет всегда, и кроме нее нет больше ничего.

Начинается наш путь, такой же, как каждый день. Ветер сегодня так и норовит сбить с ног. А коленки и без того дрожат от голодной слабости - когда еще подойдёт время обеда...

С хмурого неба сеется назойливый мелкий дождь. Мокро. Но мы не сдаёмся. Шлёпаем по лужам, поднимая брызги.

Элизабет чихает. Простыла и, кажется, я скоро последую ее примеру - нос закладывает, и в горле начинает пощипывать. Что ж, не привыкать. Это для нас обеих не редкость. Осенью и зимой гораздо меньше "здоровых" дней, чем "простудных". Ещё бы, с такой-то одеждой, как наша. Пальтишки на нас старые и выношенные, да и всё остальное не лучше. Мои штаны буро-зеленого цвета давно истрепались и вот-вот начнут рваться. Эти штаны я однажды нашла среди выброшенных кем-то старых вещей, и с радостью поменяла на них юбку, которая тогда уже начала превращаться в лохмотья. То есть, сперва я предложила Элизабет их взять, но она, глупая, отказалась, хотя её юбка была не лучше моей. Заявила, что штаны - мальчишечья одежда. А мне было всё равно. Я и тяжелые ботинки на толстой подошве, тоже явно мальчишечьи, найденные в той же куче старья, стала носить. Это единственное, что мне подошло, остальная одежда и обувь оказалась или детская, или летняя.

А Элизабет до сих пор ходит всё в той же негодной юбке, полосатых чулках - когда-то полоски были цветные, сейчас неопределённо-серые - и круглоносых туфлях с пряжками. В дождь в этих туфлях хлюпает вода, а для зимы они и вовсе не подходят. Я постоянно заставляю Элизабет поменяться обувью со мной, потому что ботинки хотя бы не промокают. Но она упорствует.

- Нэри, ты помнишь, какой сегодня день? - спрашивает Элизабет, когда мы проходим мимо лавки с драконами и вазами.

Я киваю. Наверное, многие думают, что бродягам незачем отличать будни от выходных и праздников. Но я очень хорошо помню, какой сегодня день. Или, точнее, канун какого дня. И только я собираюсь назвать этот праздник по имени, как в стеклянной двери китайской лавки мелькает...

Ну вот, опять. Сколько раз уже это случалось? Не помню, сбилась со счёта. Началось всё ещё в приюте, а сбежали из него мы давно. Но именно на этом месте такого раньше не было. Ещё одно заколдованное стекло... Да, обязательно должно быть стекло, или зеркало, или любая другая поверхность, которая может создавать отражения. Только я знаю: в действительности это никакое не колдовство. Что-то иное.

Мимо дверей лавки прохожу я, и отражение должно быть моё. И оно... и вправду моё. Но это совсем другая я. Неясная, как сон. Я-призрак. Она не мёрзнет и не мокнет под дождем. Она живёт в тёплом, богатом доме, может, в одном из тех дворцов по ту сторону площади. У нее есть родители и другие родственники, большая семья.

Та я одета в платье цвета топлёного молока, цвета мороженого крем-брюле, лёгкое, шёлковое, с пышной юбкой. Чистое. На его подоле пришиты банты, тоже шёлковые, только бледно-голубые. Я-призрачная окружена разноцветными огнями. В её ушах и на пальцах весело и таинственно переливаются прозрачные камушки. Она ест пирожные безе и взбитые сливки, она...

Отражение исчезает. Сегодня оно такое, прежде бывало немного другим, в других платьях, но всегда в очень красивых. И всегда от него веяло радостным чувством, ощущением чуда, безмятежностью и теплом.