Мода на короля Умберто - страница 28
Оля тоже начинает покачиваться и поводить плечами. Обольстительный призрак короля Умберто манит ее, касаясь послушной руки, поднимает со стула. С закрытыми глазами она танцует. Белые одежды с голубыми цветами обвивают ее. Она — фарфоровая статуэтка, одинокая примадонна, Олечка де грациозо — волшебная флейта.
В разгар аргентинистого веселья появляется Маэстро.
Радостно возбужденный, полный впечатлений, он не обращает внимания на шикарную жизнь ветреных питомиц. Разве с Микой соскучишься? Его жизнь — сплошная феерия. С ним же всегда что-то происходит. Ниночка настораживается. Но, увы… Речь не о ней.
Молодая овчарка Лушка — вот кто героиня нового рассказа. Прошу любить и жаловать. Красавица, умница, родословная как у английской королевы. Сама элегантность и благородство…
— Невероятно, — лепечет обескураженная Ниночка.
— Именно, — кивает Маэстро, не щадя ее самолюбия, и говорит о сердобольной полковнице — владелице семи псов и одиннадцати кошек, которая навязала Мике четвероногую девушку Лушку. — Наш старец поклялся быть образцовым другом животных, пока она не передаст собаку в надежные руки. Мика принял бразды и сразу же повел Лушку гулять. Но она… очень резвая… сущий бесенок… рванула с места и увлекла Мику за собой, он пытался удержаться за дверь, но поскользнулся, и дверь захлопнулась. Что вы смеетесь? Что тут веселого? Дух в квартире ужасный, пахнет псиной. Естественно, Мика решил проветрить. Открыл дверь…
— Она же захлопнулась, — в недоумении напомнила Ниночка.
— А ее взломали! — отре́зал Маэстро, сметая препятствие. Он далеко, его овевает сквозняк Мининой квартиры. — А собаку на это время старец привязал под окном. Лушка завыла. Прямо как баскервилей. Но это же пытка. Сбежались общественники. Мике показалось, что они при вилах и топорах. Зверя водворили обратно и не замедлили оповестить сердобольную опекуншу. Патронесса примчалась на всех парах и обругала старца живодером. Теперь бедняга не волен отлучиться, пока не врежут замок. Лушка грызет его шляпу, уже съела подкладку, а сам Мика охвачен идеей… Он жаждет лавров благотворителя. Спит и видит себя во главе приюта четвероногих. — И без перехода, не давая слушателям прийти в себя, Маэстро замечает: — Что-то сегодня у нас не густо. Не понимаю, куда подевался народ?
— А кого вы ждете, Владимир Дементьевич? — дерзко спрашивает Ниночка. — Шарлахову еще не время, а Ивана Лазаревича не будет.
— Захворал, бедняга?
— Да нет, — холодно и официально сообщает Ниночка, покачивая ножкой, — он просил передать, что не будет ходить… в принципе…
— То есть как?..
— Иван Лазаревич, — с многозначительной расстановкой поясняет Ниночка, — через третьих лиц просил передать, что отныне займется спасением русского народа.
— Через каких еще лиц?
Ниночкина уклончивость не сулит ничего хорошего. Но лучше не допытываться: предчувствие подсказывает Маэстро — очередная неприятность. Не гнусной ли памяти Аполлон Тигранович, пресловутый гитарный деятель, вновь дал о себе знать? Маэстро возводит глаза к портрету Бетховена. Будет ли конец наказаниям? Ему, чудотворцу всего, что празднично, самому на праздник выйти не с кем!.. Можно ли существовать в мире, гармонию которого постоянно стремятся разрушить: то дубина вахтерша, то сумасшедшая полковница, теперь Иван Лазаревич… «Вот возьму и грохнусь оземь и голову вымозжу каменным Невским».
О чем Маэстро переговорил с Бетховеном, неизвестно, но через минуту он таинственно вопрошает:
— А вы знаете, кто прислал Людвигу ван нотную запись ростовского колокольного звона? — И, улыбаясь, как заговорщик, шепотом сообщает: — Это останется нашей с ним тайной.
V
— Мой дед Федор Федорович квартировал на Тверской, в старинном особняке… от него камня на камне не осталось, потом перебрался на Кудринку… угол Садовой и Качалова, этот дом и сейчас стоит, как раз напротив особняка нашего Торквемады… Естественно, злодей был тогда в фаворе, творил, что хотел, но мы-то ничего этого не ведали. Дед служил себе в театре, на хорошем счету, главный режиссер и так далее, естественно, избытком времени не располагал, а для души холил кота. Да-а, роскошного, огромного, с дымчатой шерстью… глаз с поволокой. Спокойствие, благородство, добрый нрав — все при нем. Дед величал его «батюшка кот» и никому даже гладить его не позволял. Слышишь, детка, я тебе говорю… Ведь ты у нас известный друг животных.