Моей души незримая печаль... - страница 7
ног. Что-то ещѐ долго говорила медсестра, но Саша уже не слышал,
он был как в тумане. Шок, узнал он позднее, вот что было этим
состоянием.
Пролежав в хирургии два месяца, Саня стал выходить во двор
отделения. Там Саня увидел парнишку со странной походкой: тот
шѐл, как бы все время вытаскивая ноги из болота. Он спросил у
медсестры, что с ним. Она опустила глаза и сказала, что Георг (так
звали парнишку) подорвался на мине - «итальянке» и его ноги
буквально сшиты по клочкам. «Он у нас уже четвѐртый месяц, домой
не поеду, говорит, пока ходить нормально не стану. Так и ходит
вокруг модуля целый день».
А ещѐ через две недели прилетел санитарный самолѐт и Сашку
отправили в Ташкент. Домой писать он не решался. Да и просить
кого-то не хотел. Только вот однажды к нему подошѐл незнакомый
капитан медслужбы и спросил:
- Семенов Александр Николаевич, 1987 года рождения, до службы
проживал в Коми ССР?
— Да, — ответил Санек, чувствуя, что что-то произошло. И точно, в
21
палату ворвалась маленькая плачущая женщина, удивительно
напоминавшая его, Санькину, мать, Надежду Ивановну.
— Сынок, дорогой, живой, — мать долго причитала, гладила
поседевшие Сашкины волосы и не могла оторвать взгляд от пустого
рукава больничного халата. Мать увезла его домой, на Север, в Коми.
Окончательно рука зажила у Сашки ещѐ через полгода. А ещѐ через
год тракторист Семенов привѐл в свой дом жену, соседку Таню,
которая ещѐ со школы не спускала с него глаз, которая ночей не
спала, когда узнала, что мать Сани уехала в Ташкент.
Много пришлось пройти кабинетов высоких начальников Саньку,
прежде чем добился он квартиры в совхозном трѐхэтажном доме.
Каких только слов он не наслушался, были моменты, когда в лицо
бросали: «Мы тебя туда не посылали» или «Много вас таких ходит».
Да, думал Саня, это там было все просто, все было ясно — кто друг, а
кто враг. А. здесь, в тишине начальственных коридоров с
неприступными секретаршами он вдруг растерялся.
- За что, за что я там был, кому это нужно? Нет, баста, надо что-то
делать. Если не я, то кто?
Перед окнами райкома стоял парень с одной рукой. На защитного
цвета гимнастѐрке блестела медаль «За отвагу» и орден «Красной
Звезды» за ранение. В левой руке он держал плакат с надписью:
«Товарищи! Я протестую против существующей бюрократической
системы и как могу, буду бороться». Постепенно вокруг него
собирались люди. «Давно пора бастовать, молодец парень».
«Придурок он, что ли, или до сих пор не понял, что в Союзе?». Люди
все собирались, а Саня стоял как маленький островок правды о
большом океане лжи и предательства.
1987 г. Ухта
22
О жизни, о
любви и о
многом
другом....
23
Time.
Как долго длился первый жизни год...
Тянулось время вяло, бесконечно.
Нас Мама сберегала от невзгод,
И всѐ казалось и большим, и вечным.
Потом детсад. И время чуть быстрей,
Колготки, санки, каша и печенье.
Мы заводили первых там друзей,
И мультики смотрели с увлеченьем.
Казалось нам, что вереница дней
Тянутся будет медленно, степенно,
И ночью в небе миллиард огней,
И ранним утром на прибое пена.
Тут школа как-то сразу началась,
И в первый класс нас Мамы проводили,
И времени текущего балласт
На наши плечи сразу водрузили.
Крючочки, палочки и цифр нестройный ряд
В тетрадках мы, стараясь, выводили.
И звѐздочки у нас из октябрят,
И в зоопарк нас изредка водили.
" Всегда готов ", рука над головой,
На шее - галстук цвета крови алой,
Под горн и барабан шагает строй,
Так партия из нас бойцов ковала.
А время тихо перешло на шаг,
И нам четырнадцать, и мы уж в комсомоле.
Над Родиною реет красный флаг,
И бронепоезд наш ржавеет на приколе.
И вот десятый класс, и выпускной,
Для нас с тобой открыты настежь двери!
Мы входим в жизнь нестройною толпой,
Во всѐ, что говорят, мы просто верим...
24
И понеслось! У всех был свой маршрут,
И стрелки на часах отсчитывали время,
Кто в армию пошѐл, кто в институт,
А кто-то из девчонок забеременел...
Но время беспокойно, как баран,
Что упирается в ворота или двери,
Потом как выстрел прозвучало, и Афган...
Уже потом считали мы потери.
Тут перестройка, гласность, Горбачѐв,
Два раза "академка" и диплом,
И солнышко щекочет нос лучом,
И третий тост мы стоя молча пьѐм...