Молодой Ленинград. Сборник второй - страница 16
— Найдите и пришейте. Потеряться им здесь негде. Иголку с ниткой я вам дам.
Степану дышалось легче.
Чужой долго искал пуговицы, но они не нашлись.
Странно, очень странно…
Когда Пулат возвратился с охоты, Степану стало гораздо лучше. Он мог сидеть и писать прутиком. Первым делом Степан сообщил об исчезновении двух пуговиц с тужурки нарушителя.
Пулат вскочил, достал нож и бросился с ним к чужому. Он срезал с одежды чужого все пуговицы; последнюю даже не срезал, а вырвал «с мясом». Потом Пулат перевернул спальный мешок чужого, вывернул его наизнанку, вытряс, ощупал, осмотрел поблизости все выступы, трещины на камнях. Пуговиц не было. Передав Степану срезанные пуговицы, Пулат написал:
«Надо хорошо обыскать места, понимаешь (он был настолько удручен, что не заметил, как написал нужное слово), куда водил на прогулку. Пойду».
С розысков Пулат вернулся злой, куда там — свирепый! Как могли пропасть две пуговицы? Если бы чужой действительно потерял их и не заметил, то они легко нашлись бы. Вот она, пещера, вот площадка снаружи и тропинка. Пулат все обшарил. Значит, чужой забросил пуговицы. Но пограничники старались следить за каждым его движением…
Пустяк кажется — две пуговицы, а растревожили они пограничников очень. Помимо всего, Степану и Пулату было обидно: как же это они сразу допустили ошибку — не отобрали у чужого всех пуговиц?
В этаком трудном раздумье Степан долго не решался сказать Пулату о своем обмороке, но скрывать было нельзя. И он написал:
— Почему сразу не сказал? — спросил Пулат.
Степан кивнул в сторону чужого, медленно вычеркивая на земле буквы:
«Надо найти пуговицы. Найдем — узнаем все».
«Зачем тебе пуговицы, когда он задушит тебя?»
«Надо», — упрямо выводил Степан.
Пулат встал и принялся расхаживать по пещере. Вдруг он остановился против чужого, с минуту стоял, стиснув за спиной руки, и наконец приказал:
— Собирайся! Довольно, понимаешь, так сидеть. Пойдешь со мной на охоту. Но предупреждаю: если скажешь хоть одно слово громко — вот! — он показал на автомат. — Тут же! На месте!
— Я не намерен… — начал было чужой.
Но Пулат крикнул:
— Замолчи! Сейчас будешь намерен!..
— Пулат! — позвал Степан. Дальше он написал: — «Куда поведешь?»
«Пускай помогает осматривать капканы».
— Посмотри мне в глаза, — попросил Степан.
Пулат поднял на друга неспокойные глаза.
«С ним ничего не должно случиться, даже если закричит. Мы должны его отвести...»
Пулат кивнул головой.
— Идите, — сказал Степан чужому, — вы здоровый человек и должны помогать нам. Бояться вам нечего.
— Я ничего не боюсь! — когда чужой горячился, голос его делался визгливым. — Вы должны бояться. При первой же возможности я пожалуюсь на вас и потребую, чтобы вас наказали, очень строго наказали! Существуют международные нормы. Так никто не обращается с иностранными подданными. Только вы, большевики, не признаете международных законов. Мировая общественность ненавидит вас за это, и вы заслужили!..
Все лицо чужого дергалось от злобы. Вот когда оно было настоящим.
Но чужой вдруг криво и противно улыбнулся, вероятно сообразив, что потерял самообладание и выдает себя.
— Вы должны бояться, — сказал он, принимая снова спокойный вид, — да, я потребую, чтобы вас наказали очень строго!
Степан радовался. Ведь он и Пулат только что видели настоящее лицо врага.
— Видите ли, господин профессор не знаю какой психологии, — сказал Степан. Опираясь на руку Пулата, он медленно поднялся. Оба стали плечом к плечу. Степан говорил с трудом, но отчетливо. — Мы исполняем приказы не под страхом наказания и не по расчету. Нас обязывает исполнять их наша свободная совесть. Говорю я все это к тому, чтобы вы не тряслись за свою жизнь. Не бойтесь, придет время, и мы отведем вас к своему начальству. Там жалуйтесь сколько угодно. А сейчас собирайтесь вместе с ефрейтором на охоту и хорошенько запомните его предупреждение!
Только глухой вздох вырвался из груди чужого.
Пулат увел его, взяв со Степана обещание как следует выспаться.
Но Степан сразу принялся искать пуговицы: осмотрел в пещере каждый сантиметр, всякий кусочек щебенки и ничего не нашел.