Молодой Маркс - страница 73
Согласно общей схеме гегелевской «Философии права», семья и гражданское общество предшествуют государству, как их синтезу. Отсюда можно было бы заключить, что государство зависит от семьи и гражданского общества, обусловлено ими. Но у Гегеля такого рода зависимость оказывается лишь эмпирической стороной отношения. Утверждая же сущность этого отношения, Гегель исходит из того, что семья и гражданское общество лишь идеализированные сферы, на которые дух «сам себя делит… как на сферы своей конечности, с тем чтобы, пройдя через их идеальность, стать для себя бесконечным действительным духом».
«В этом месте совершенно ясно обнаруживается логический, пантеистический мистицизм… – пишет Маркс. – Идея превращается в самостоятельный субъект, а действительное отношение семьи и гражданского общества к государству превращается в воображаемую внутреннюю деятельность идеи. В действительности семья и гражданское общество составляют предпосылки государства, именно они являются подлинно деятельными; в спекулятивном же мышлении все это ставится на голову. Но если идея превращается в самостоятельный субъект, то действительные субъекты – гражданское общество, семья, „обстоятельства, произвол и т.д.“ – становятся здесь недействительными, означающими нечто отличное от них самих, объективными моментами идеи… Эмпирическая действительность, таким образом, принимается такой, какова она есть; она объявляется также разумной, но разумной не в силу своего собственного разума, а в силу того, что эмпирическому факту в его эмпирическом существовании приписывается значение, лежащее за пределами его самого. Факт, из которого исходят, берется не как таковой, а как мистический результат» (1, с. 224 – 226).
Анализ последующих параграфов «Философии права» окончательно убеждает Маркса, что «Гегель всюду делает идею субъектом, а действительного субъекта в собственном смысле… превращает в предикат» (1, с. 228). Это идеалистическое переворачивание действительных отношений с ног на голову молодой Маркс характеризует как коренной порок гегелевского хода мыслей (см. 1, с. 245).
В послесловии ко второму изданию «Капитала» (январь 1873 г.) Маркс с полным основанием отмечал: «Мистифицирующую сторону гегелевской диалектики я подверг критике почти 30 лет тому назад…» (7, с. 21).
«Рукопись 1843 года» свидетельствует о сознательном переходе Маркса к материализму. Этот сознательный переход совершался в борьбе с гегелевским идеализмом, положив тем самым начало формированию марксистского принципа партийности в философии.
40-е годы XIX века – период складывания ряда ведущих направлений новой буржуазной философии. В 1841 г. с проповедью «философии откровения» выступил Ф.-В. Шеллинг. В 1842 г. завершил «Курс позитивной философии» О. Конт. В 1843 г. вышла в свет «Система логики силлогистической и индуктивной» Д. Милля. Тогда же появилась работа С. Кьеркегора «Или – Или», к которой восходит современный экзистенциализм.
Общая тенденция всех этих направлений – поиски «третьего пути» в философии, стремление встать над основными философскими направлениями. Величие Маркса состояло именно в том, что, не отвлекаясь ни на одну из новейших идеалистических концепций, суть современной ему полемики он усмотрел в дилемме Гегель – Фейербах (идеализм – материализм) и решительно стал на сторону материализма.
«Рукопись 1843 года» осталась неизвестной В.И. Ленину. Однако, опираясь на письмо Маркса Фейербаху в октябре 1843 г., Ленин понял глубоко партийный характер философской позиции, которую занимал Маркс уже в тот период. Подчеркивая эту сторону философских взглядов молодого Маркса, Ленин в своем труде «Материализм и эмпириокритицизм» писал: «…еще в 1843 году, когда Маркс только еще становился Марксом», он «с поразительной ясностью намечал коренные линии в философии… Что „скептики“, называются ли они юмистами или кантианцами (или махистами, в XX веке), кричат против „догматики“ и материализма и идеализма, Маркс видел уже тогда и, не давая отвлечь себя одной из тысячи мизерных философских системок, он сумел через Фейербаха прямо встать на материалистическую дорогу против идеализма» (34, с. 357 – 358).