Молодой Маркс - страница 74
Углубление материализма
и движение к коммунизму:
исторические типы общества
«Рукопись 1843 года» представляет собой многогранное и определенным образом развивающееся целое. С самого начала противопоставляя гегелевскому идеализму материалистический подход к анализу действительности, Маркс в процессе критики уточняет и развивает свои позиции, обнаруживает все новые и новые преимущества материализма перед идеализмом, более полно и точно уясняет значение некоторых ранее выдвинутых им положений, приходит к новым теоретическим обобщениям. Внутренняя динамика рукописи отражает развитие воззрений молодого Маркса, зарождение элементов нового, подлинно научного мировоззрения.
Отличие Марксовой критики Гегеля от критики Гегеля Фейербахом коренится прежде всего в различии путей, приведших к этой критике. У Фейербаха таким путем были его теоретические исследования, главным образом в области философии религии. У Маркса это была борьба за социальные и политические интересы трудящихся, в ходе которой развивались его философские и социально-политические взгляды, взаимно обусловливая друг друга.
Отсюда и различие непосредственных объектов критики: у Фейербаха это спекулятивная теория религии и общефилософская концепция Гегеля; у Маркса – гегелевская философия права, т.е. спекулятивное учение об обществе.
Поэтому Фейербах, переворачивая гегелевскую философию, мог оставаться в пределах общефилософского вопроса о соотношении бытия и мышления. Перейдя на позиции материализма в понимании этого вопроса, он не затронул более конкретного вопроса: о соотношении общественного бытия и общественного сознания и остался идеалистом в понимании общества.
Маркс же, переворачивая гегелевскую философию именно в ее применении к обществу, должен был дать ответ и на более конкретный вопрос: о соотношении гражданского общества и государства. Правда, это пока еще не был вопрос о соотношении общественного бытия и общественного сознания, вследствие чего Маркс не сразу осознал всю громадность совершаемого им переворота в философии и некоторое время считал себя продолжателем дела Фейербаха. Тем не менее это был один из коренных вопросов, материалистическое решение которого открывало путь к научному пониманию общества в целом.
По мере развертывания критики гегелевской философии права центр внимания Маркса перемещается с общих вопросов к более конкретным. Непосредственный стимул к этому давал сам предмет критики: начиная с § 275 Гегель переходит к рассмотрению таких сторон современного ему общества, как «власть государя», «правительственная власть», «законодательная власть». Каждая из этих сторон, в свою очередь, предполагала анализ целого комплекса еще более детальных аспектов общества. В этом богатстве реальной проблематики, прорывающейся сквозь спекулятивную оболочку, вновь обнаруживается величие Гегеля как мыслителя.
Поистине Гегель был достоин критики Маркса. Даже будучи побеждаем, он многому учил своего победителя.
В «Рукописи 1843 года» Маркс уже нащупал ариаднину нить – философский материализм, – облегчавшую его движение к научному мировоззрению, но эта нить временами еще рвется, а сам Маркс пока не знает, куда именно она приведет его. Вот почему первым его движениям недостает уверенности, а подчас и точности.
Иногда это проявляется в чрезмерной придирчивости к Гегелю, которому с молодым задором ставятся в вину даже стилистические погрешности. Но прежде всего это находит отражение в том, что часто в понимании одной из сторон исследуемого объекта Маркс уже сделал решающий шаг вперед, а в понимании другой стороны этого же объекта он еще скован грузом прежних своих представлений. Такого рода противоречивость проявилась, например, в Марксовой трактовке социальной природы индивида.
«Функции и сферы деятельности государства связаны с индивидами (государство является действенным только через посредство индивидов)», – констатирует Маркс, освобождая от мистификации очередной тезис Гегеля. И далее подчеркивает: «Если бы Гегель исходил из действительных субъектов в качестве базисов государства, то для него не было бы никакой надобности в том, чтобы заставить государство превратиться мистическим образом в субъект» (1, с. 242, 244).