Монголы и Русь. История татарской политики на Руси - страница 20

.

При изучении географической номенклатуры центральных губерний России исследователю бросается в глаза один примечательный факт. В то время как в других губерниях Центральной России мы встречаем только но одному, по два или, самое большое, по три селения с названиями Баскач или Баскаки, или Баскаково, в пределах Ярославской губернии, занимавшей как раз (большую часть, по-видимому не всю) территорию Ростовского княжества, мы встречаем десять селений с названием Баскаково, Баскачево, Баскач[193]. Если мы нанесем на карту указанные селения, то увидим, что два из них лежат недалеко от самого Ростова (в б. Ростовском у.), а остальные составляют цепь, которая проходит через территорию Ростовского княжества. Примыкая к селению Баскаково, б. Тверской губ., Кашинского у. (на Угличском тракте), эта цепь проходит через всю б. Ярославскую губ., пересекая б. уезды Угличский, Романово-Борисоглебский, Даниловский и Любимский, причем продолжение, ее на северо-востоке составляете. Баскаково, б. Вологодской губ… Грязовецкого у., лежащее недалеко от границы б. Ярославской губ., и с. Баскаково, Тотемского у., по правую сторону р. Сухоны, т. е. в направлении к Устюгу[194]; оба селения, по-видимому, тоже не выходят за пределы территории Ростовского княжества; можно думать, что на территории Ростовского (точнее — Белоозерского) княжества лежат также с. Баскаки, Новгородской губ., Череповецкого у., на реке Шексне, и с. Баскаки при р. Баскаковке, Весьегонского у.[195] Это явление совершенно невозможно объяснить случайностью. Перед нами, надо думать, следы усиленной концентрации баскаческих отрядов в районе Ростовского княжества.

Мероприятия, связанные с усилением баскаческого «охранения» в пределах Ростовского княжества, не могли, однако, сами по себе уничтожить самый источник «непокорства», коренившийся в укладе местных отношений. Выполнение такой задачи требовало проведения какой-то политической программы. Поскольку баскаки действовали, как мы видели, совместно с князьями, надо было сделать местных князей в полной мере татарскими «служебниками»; поскольку непосредственным источником «непокорства» были вечевые выступления, надо было оторвать князей от местной бытовой почвы, сблизить с Ордою и этим самым в значительной мере обезвредить эти выступления и, наконец, использовать князей для борьбы с непокорными. В основе своей прием этот не был новостью в политической практике монголов. Мы знаем, например, что когда грузинский князь Аваг был вызван ко двору каана, последний оказал ему радушный прием и, женив на татарке, отправил восвояси; «при этом, — свидетельствует Киракос, — он писал своим полководцам возвратить Авагу его владения и посредством его стараться подчинить людей строптивых, что и случилось впоследствии»[196]. Этот прием — действовать через местных князей — который в основе своей не был новостью в политической практике монголов, по отношению к Ростовскому княжеству, в виду указанных обстоятельств, получил особенное значение с точки зрения ордынских интересов; вопрос о поведении ростовских князей несомненно имел для Орды весьма важное значение.

Начиная с 60–70 гг. XIII в., как мы наблюдаем, ростовских князей ставят в совершенно исключительное положение; на них направляется усиленное внимание Орды[197]. Прежде всего мы видим, что, начиная с 60-х гг. XIII в., в Волжскую Орду из Северо-восточной России приезжают почти исключительно князья ростовские, да и верный союзник князь Андрей Городецкий. О поездках последних мы имеем следующие данные. Под 1268 г. Симеоновская летопись сообщает, что Глеб Василькович Ростовский приехал «ис Татар», причем умалчивает об его отъезде. Случайно узнаем, что в 1271 г., во время похорон вдовы Василька, Глеб был в Орде: «а Глѣбу тогда сущу в Татарѣхъ (Симеон, л.), что в 1277 г. ходил в Орду князь Борис «с княгинею и с дѣтми». Глеб Ростовский с сыном Михаилом, князь Федор Ростиславович и Андрей Городецкий и что князь Борис разболелся в Орде и там умер; наконец, что в 1278 г. князь Глеб Василькович послал «въ Татары» Михаила Глебовича «съ сватомъ своим Феодором Ростиславичем» (Симеон, л). В дальнейшем летопись сообщает, что в 1289 г. Константин Борисович Ростовский (Акад. л. — сп. Коек. дух. акад.), а также Дмитрий Борисович Угличский ходили в Орду к дарю «и с женами своими; царь же держаше их во чти» (Никои, л.); что в 1293 г. в Орду поехали Константин Борисович, Дмитрий Борисович, Иван Дмитриевич, Михаил Глебович, Федор Ростиславович, Андрей Городецкий и епископ Тарасий Ростовский (Никон., Акад. лл.), что в том же году Михаил Глебович скончался в Орде «и принесенъ бысть в Ростовъ» и что в 1307 г. в Орде застала смерть и Константина Борисовича (Акад. л.). Вместе с тем, как оказывается, их все более и более связывают с Ордой узы родственных отношений. Еще в 1257 г. Глеб Васильевич по возвращении из Монголии «оженися в ордѣ» (Лавр. л.). Об его племяннике Константине Борисовиче Ростовском мы узнаем, что он «ожеyися въ ордѣ у Кутлукорты» (Акад., 1302), о Ростовском князе Федоре Михайловиче тоже отмечено, что он «ожеyися» в Орде «у Велъ, ласмыша» (Акад., 1302). Наконец, на дочери Менгу-Тимура, согласно тексту житийного рассказа, был женат князь Федор Ростиславович Ярославский. Дальнейшее изучение материала, показывает, что отношения ростовских князей с Ордою приобрели большую прочность, коренившуюся, в политическом характере их содержания.