Монголы и Русь. История татарской политики на Руси - страница 23

.

Но в качестве ханских «служебников» ростовские князья не могли при дворе царя равняться с потомками царского «корени». Так, в конце XIII века ростовские князья, по «Житию» царевича Петра, жили, «зазирающе Петровымъ дѣтемъ, еже въ ордѣ въине ихъ честь приимаху»[212]. Между князьями не только ордынскими, но и русскими шло, возможно, соревнование в том, кто из них будет «выше честь принимать в Орде». Даже потомки тех ордынских князей («царского» происхождения), которые обосновались в России и крестились, судя по тексту повести, принимали в Орде выше честь, чем князья русские[213].

Тем не менее в качестве «служебников» хана ростовские князья, можно думать, могли и сами, по воле хана, получать бояр и даже князей «на послужение». «Житие» Федора Ярославскою, в древней части своего текста сохранило нам драгоценнейшее указание на подобные попытки со стороны Менгу-Тимура поставить или утвердить некоторых князей и бояр в положение служебной зависимости по отношению к Федору Ярославскому: «ему же, читаем в житии, вдасть князи и боляре русь на послужение»[214]. Само выражение «князи и боляре русь» указывает на древность текста. «Русь», в данном случае, противопоставляется татарам или «бесурменам», как мы встречаем и в Лаврентьевской летописи, в тексте конца XIII в. «Два бесурменина ис свободы в другую свободу, а Руси с нима боле 30 человѣкъ» и далее: «…а Руси избилъ 25 и 2 бесерменина» (см. рассказ о баскаке Ахмате, Лавр., 1284).

К себе на родину ростовские князья, «служебники» хана, приезжали в значительной мере отатарившиеся, принося с собою атмосферу ордынских интересов. Вслед за ними в Ростовское княжество стала наезжать ордынская знать, может быть близкая к ним по служебным или родственным связям. Эти татарские «вельможи» оседали в пределах Ростовского княжества и даже получали, по-видимому, тем или иным путем от ростовского князя во владение земли. Нам известно, например, что, в то время как принявший христианство ордынский царевич Петр получал от Ростовского князя (Бориса?) «грамоты» на «множество земли оть езера воды и лѣсы», в Ростове жили уже ордынские вельможи: «князь же поимъ ему отъ великихъ вельможъ невѣсту, бѣша бо тогда в Ростовѣ ординьстии вельможи»[215]. «Уже при жизни царевича Петра, — пишет Ф. И. Буслаев, — заметно со стороны ростовского князя противодействие татарскому элементу, пускавшему свои корни в Ростове. Князь сначала не дает Петру земли, а потом продает ее за самую дорогую цену и только тогда перестает питать к нему подозрение, когда женил его и таким образом сделал его оседлым в Ростове; наконец, подружился с ним, и дружба их обоих была освящена обрядом побратимства»[216].

Чем более ростовские «служебники» хана сближались с Ордою, тем легче и успешнее они могли быть использованы у себя на родине татарами в интересах ордынского владычества и в конечном счете — для борьбы с «непокорными». Еще в 50–60 гг. XIII в., как выясняется из одного княжеского жития, составленного в Ростове по поводу построения новой церкви, ростовские князья Борис и Глеб и мать их Мария, воздвигая церковь во имя замученных в Орде Михаила Черниговского (деда их по матери) и боярина Федора, обращались с просьбой к «мученикам» помолиться об избавлении «от нужа сия поганыхъ («…мирно державу царствия ихъ оуправити на многа лѣта и отъ нужа сия поганыхъ избавити»[217]). Но мало-помалу ростовским князьям все более и более приходилось входить в роль ревностных служебников хана, и уже в 70-х гг. XIII. в. они вынуждены были выступить с официальным оправданием и политическим осмыслением своей деятельности; это «оправдание» прямо ставило в заслугу князьям их ревностную службу ханам и выдвигало мотив этой службы — защиту населения от татарских «обид»: «сесь отъ упости своея, — читаем в Симеоновской летописи после сообщения о смерти Глеба Васильковича, жившего «отъ рожениа своего лѣтъ 41», — по нахожении поганыхъ Татаръ и по пленении отъ нихъ Русскыа земля, нача служити имъ и многи христианы, обидимыя отъ нихъ, избави и печальныа утѣшая, брашно свое и питие нещадно требующимъ подавая» (Симеон., 1278). Но уже в конце XIII в. ростовские князья не смогли бы выступить и с таким «оправданием» своей деятельности. Когда (в конце XIII и в начале XIV в.) в Ростове и в Ростовском княжестве начались новые волнения, ростовские князья принуждены были выступить на стороне тех, кто оружием подавлял сопротивление города ордынскому владычеству в Ростовском княжестве и искоренял вечевые навыки старого Ростова. После восстания ярославцев (они не приняли Федора Ростиславовича, а затем отказались исполнить требования ордынского посла), согласно рассказу «Жития» Федора Ярославского, князь пришел «изъ Орды отъ царя къ граду Ярославлю с силою великою воинъства своего и гражане же вдашася за него». Город был «взять». Вместе с князем Федором пришли «многы силы Русские земли, князи и боляре, множество людей душь христианьских, и