Монголы и Русь. История татарской политики на Руси - страница 57

самостоятельности Нижегородского княжения. Анализ материала приводит к предположению, что Данило и Иван были посажены в Нижнем Едигеем во время его нашествия. Из рассказа о набеге царевича Талыча справедливо заключают, что Данило и Иван уже сидели в Нижнем-Новгороде. Летопись говорит, что «князь Данило Борисовичъ Нижняго Новагорода приведе къ себѣ царевичя Талычу» и с ним послал своего боярина Карамышева на Владимир, т. е., как можно думать, князь уже в Нижнем видел, куда привел «къ себѣ» Талыча и откуда послал его вместе со своим боярином на Владимир. Общий протограф Симеоновской и Рогожской летописей говорит о «князьях новгородских», т. е. нижегородских. Ежели появление Талыча последовало в июле 1410 г., т. е. вскоре после Едигеева нашествия (и в год приезда Фотия), то всего вернее думать, что сыновья Бориса Данило и Иван были посажены Едигеем во время его нашествия, когда татары занимали Нижний-Новгород и Городец. Так или иначе, если в Нижнем сели старые враги Москвы, самостоятельность Нижегородского княжения была восстановлена, хотя и не надолго. Предстоящий поход Едигея в ноябре — декабре 1408 г. на Москву держался в тайне. Еще в августе на Москву прибыло от Едигея посольство, и с Москвою сохраняли видимость дружеских отношений[472]. Отсюда понятно, что вопрос о восстановлении самостоятельности Нижегородского княжения до начала военных действий Ордою не подымался. Во время похода Едигей обратился к одному из русских князей с повелением идти на помощь против осажденного города: летопись говорит, что, стоя под Москвой, в селе Коломенском, Едигей послал к тверскому князю царевича Булата и князя Ериклибердея с повелением двигаться к нему на помощь с пушками, тюфяками и самострелами.

Итак, в своей политике Едигей шел по стопам Тохтамыша. Политика эта была направлена к тому, чтобы поддерживать местный сепаратизм, отрывать местные княжества (Рязанское, Тверское, Нижегородское) от Москвы и тем самым ослаблять ее волю и внутриполитическое значение. Но реальное соотношение сил уже было не то: поход на Москву Едигей предпринял только на 11-й год своего господства в Орде. Отношения же Москвы к Орде он получил в наследство от последних лет царствования Тохтамыша, когда с Ордой мало считались. И положение в самой Орде было не настолько устойчиво, чтобы можно было сразу решиться на поход против Москвы. Отсюда понятны неудачи Едигея. Мы видели, что Иван Владимирович добровольно уступил Рязань в обмен на Пронск. Тверской князь не оправдал надежд Едигея во время похода: он прямо не ослушался Едигея, но и не пожелал быть в числе нападавших на Москву. Он сделал вид, что исполняет приказание, выступил, но «не въ мнозѣ дружинѣ» и с дороги (из Клина) вернулся. Едигей Москвы не взял. Как известно, он должен был снять осаду города, так как «скоропосольници» принесли из Орды тревожную весть: в его отсутствие Орда подверглась нападению одного из «царевичей»; пришлось удовлетвориться «окупом». Нижегородские князья, по-видимому, в 1410 г. ушли в Болгары или на Мордву, откуда выходили в 1411 г. с болгарскими, жукотинскими и мордвинскими князьями. Когда в Орде утвердился Зелени-Салтан, он дал «князьям Нижнего Новагорода» ярлыки на Нижегородское княжение, и они вышли из Орды, пожалованные своей вотчиной (Никон., 1412). Московское княжение было обессилено. Значительная часть центрального района — Переяславль, Дмитров, Серпухов, Верея, а также Ростов, Нижний Новгород и Городец — была опустошена. От Городца войска Едигея двинулись вверх по Волге, намереваясь дойти до Костромы и Вологды, и только весть из Орды помешала этому плану. Таким образом, значительная часть территории, бывшей фактически под властью Москвы, была опустошена, а оставшееся население терроризировано татарами: «овии сѣчахуть, овии въ плѣн ведяху и тако множество людии бесчислено изгибота… Да аще явиться где единъ Татаринъ, то мнози наши не смѣяхоуть приближитися ему, аще ли два или три мнози Руси, жены и дети мечюще, на бѣгъ обращахоуся… Много же плѣниша распущении Едигѣем Измаильте…»[473]