Морские повести - страница 29

Дорош сдержал вздох облегчения: ах, вот оно что! Ему на какое-то мгновение даже стало весело: что ж, это похоже на Ильина.

А Егорьев потянулся к пепельнице.

— В рапорте этом отмечается, что вы… в корне неправильно обучаете комендоров и орудийную прислугу… Выдумываете какие-то необычайные условия, оставляете только треть расчетов у орудий, — словом, делаете совсем не то, что требуется по инструкции.

Дорош почувствовал, как жгучая волна обиды перехватила ему дыхание.

— Но позвольте, Евгений Романович, — сдавленным голосом возразил он. — Что ж дурного увидел во всем этом лейтенант Ильин?

— А вы полагаете, что отступать от инструкций — это нормально?

— В бою сама обстановка заставит не только отступать от всех этих инструкций, а, может быть, даже вовсе о них забыть, — не сдавался Дорош. — Морской бой быстротечен и тяжел — почему же я должен приучать матросов не к самому тяжелому, а к тому, что полегче и попроще? Это противоречит простейшей логике!..

Он чувствовал, что говорит нескладно и неточно, однако чем больше горячился, тем нескладнее становилась его речь, и он мысленно ужасался: ведь не поймет его Егорьев! А тот слушал его с нескрываемым любопытством: как достал из портсигара новую папиросу, так и не прикурил.

— Еще петровский Морской устав предусматривал создание наиболее трудной обстановки в учебе, — продолжал Дорош, не замечая, что он почти слово в слово повторяет то, что говорил Егорьев на давешнем совещании офицеров. — Суворов позже говорил о том же самом: тяжело в учении, в бою легко. А вы требуете, чтобы я создавал… обстановку полегче.

Егорьев сделал протестующий жест, но лейтенант его не заметил.

— Как хотите, Евгений Романович, а либо я вас не понял, либо… Либо вы меня в чем-то не поняли… — Дорош остановился, переводя дыхание.

— Ну, а как вы думаете… — осторожно произнес Егорьев. — Вы отступите от инструкций, я отступлю… — У него чуть не сорвалось с языка: «Я давеча отступил». — Получится из этого что-нибудь путное?

Это было настолько упрощенным истолкованием всего происшедшего, что Дорош с изумлением поглядел на капитана первого ранга. А тот наконец-то вспомнил о папиросе. Поднося к ее кончику желтый, трепещущий огонек спички, он вдруг спросил:

— Почему вы не поделились своими мыслями с лейтенантом Ильиным?

— Да просто потому, что он вообще ни о чем не пожелал со мною разговаривать.

«Вот бы кого послушать адмиралу Энквисту», — невольно подумал Егорьев, продолжая искоса разглядывать лейтенанта. И от этой неожиданной мысли ему стало весело: нет, не все на флоте так уж плохо, если есть еще подобные горячие юноши!..

Егорьев положил спичечную коробку на стол.

— Хорошо. Можете идти. Я почти удовлетворен вашим… темпераментным объяснением.

В тот же день приказом по кораблю капитан первого ранга объявил, что считает необходимым поставить всем офицерам в пример методу лейтенанта Дороша в обучении нижних чинов.

Ильин после этого еще больше возненавидел Дороша.

«Плебей поддерживает плебея, — презрительно улыбаясь, думал он. — От Егорьева, впрочем, ничего иного и ожидать нельзя было!..»

…Подошел ноябрь. В России к этому времени уже и холодный ветер в обнаженном березняке гуляет, и заморозки по утрам прихватывают, и высокое, отчетливо-синее небо как будто поднимается еще выше. А здесь — теплынь, духота, от которой нет спасенья даже ночью, низкое небо, усеянное неправдоподобно большими звездами, и это непрерывное, поначалу кажущееся прекрасным, а потом все более раздражающее мерцание воды за кормою.

В Дакаре, который по всем справочникам значился как маленький городок у мыса Зеленого во Французской Сенегалии, а на деле оказался большим городом, разбросанным на много километров вокруг подковообразной огромной бухты, надежда моряков на то, что им удастся хоть денек-другой отдохнуть на берегу, не оправдалась.

Уже на следующее утро после прихода кораблей на рейд адмирал Рожественский приказал принять запас угля в полтора-два раза больший, чем обычно. Это было настолько странным, нелепым и непонятным, что Егорьев распорядился переспросить: нет ли в депеше, принятой по беспроволочному телеграфу, какой-нибудь ошибки.