Москва–Таллинн. Беспошлинно - страница 9

– Ты так поцеловал меня, – шепнула Мила.

– Как?

– Клюнул, и все.

– Поцеловал как всегда. Уезжаю на несколько дней.

Мила зашла в одну аптеку, затем в другую, Стас ждал на берегу пруда. У берега плавали два лебедя, белые. Один лебедь, более активный, нырял опуская голову под воду, а его тело правильной каплеобразной формы оставалось на поверхности, торчало вертикально, напоминая тугой бутон большого цветка.

– Когда пойдем играть? – спросил он, когда Мила вернулась и стала перебирать коробочки, сверяясь со списком лекарств.

– Нет настроения, не сердись, маме плохо.

– Я понимаю.

– Как Варвара Ивановна?

– Нормально. Я провожу тебя.

Проводить означало пойти домой к Миле; они давно не занимались любовью, уже несколько недель.

– Извини – мне на рынок, потом в больницу к маме.

Стас ничуть не расстроился. «Может, мне вообще больше не нужна женщина?», – вдруг пришло ему в голову, и было непонятно, как отнестись к этому: может дефект, а может – освобождение.

– Когда же мы увидимся? – спросил Стас.

Ее взгляд, застенчивый, отчего-то виноватый, тронул Стаса. Нелогично возникло: наверное, я могу или должен сейчас предложить формально закрепить нашу родственность. Он мог представить Милу своей женой: между ними есть нежность, многолетняя привычка, им комфортно вдвоем. Глупо от брака ждать большего. Тем более, Миле сейчас нужна поддержка. Он подумает обо всем этом в поезде и во время одиноких прогулок по Таллинну. Она торопилась уйти, и Стас взял ее всегда прохладную руку, удержал пальцы, робкие как сама Мила:

– Тебе счастливого пути, – сказала она.

– Давай держись, – напутствовал он.

В редакции оформили командировку, главный редактор обрадовался идее поснимать Таллинн. Свободный день перед поездкой Стас посвятил НЕБУ. Он снимал облака, собирал снимки, потом экспериментировал с ними. У него было аккуратно рассортировано: южное НЕБО, ночное НЕБО, НЕБО осеннее и летнее, НЕБО улыбающееся и грозное. Стас никому не признавался, что ожидает однажды увидеть нечто помимо облаков, птиц и редких самолетов. То, что не снимал. Это нечто, иногда фантазировал Стас, может быть посланием человечеству. А может – ему лично. Послания наверняка передаются во многих формах, любой элемент природы способен дать важные сигналы. Большинство из них, вероятно, может дойти через НЕБО – единственное место, которое человек почти не может загадить. Почти, к сожалению. Знаков в НЕБЕ множество, был убежден Стас, он намеревался терпеливо, втайне от других, наблюдать за этой независимой частью пространства. Редкие человеческие амбиции дотягиваются до НЕБА. Строго говоря, НЕБО вообще не существует, есть пространство вокруг земли, но почему люди воспринимают его одинаково? Мы редко осознаем, что над нами мир, полный событий, как если бы НЕБО было плоским побеленным потолком. Такое НЕБО соответствует нашей приземленности.

– Стасик, можно? – мать стучалась в дверь лаборатории, голос звучал заискивающе.

– Работаю. – Когда мать заходила в студию, он чувствовал себя незащищенным.

– Пообедаем вместе, втроем. Я сварила борщ.

– Кто-то пришел?

– Ядранка. Мы ждем тебя обедать.

– Знаешь, что я отмочила? – спросила Варвара задорно, когда Стас пришел на ее кухню.

– Отмочила? Не знаю. Привет, Ядранка.

Девушка улыбалась, сидя на угловом диванчике, выглядела необычно, волосы посветлели, обрамляли лицо прямыми прядями.

– Я потеряла деньги! – Варвара смеялась, а глаза были беспокойными.

– Где потеряла?

– Если бы знала где, то не потеряла бы, а нашла. Триста долларов, представляешь?

– Хорошо представляю триста долларов…

– Должна была отдать – но по дороге, пока мы с Иваном ехали, выронила или что. Я бы решила, что совсем не брала, но записываю расходы в книжку. Придется голову лечить.

– У моей майки, – вставила Ядранка, – тоже голова была больна, потом полако лечилась.

– Лако-полако! – умилилась Варвара сербскому словечку. – Майка – это мама по сербски, знаешь? Вина выпьем?

– А твоей голове это как? – поинтересовался Стас.

– Моей голове – то, что нужно.

Выпили черногорского сухого вина, закусили сыром и привезенными из Будвы маринованными оливками, съели по тарелке борща.