Мосты не горят - страница 9
На следующий день Элла Ивановна вывезла Крысака к завтраку в инвалидной коляске. Перед ним поставили тарелку с жидкой кашей, но он не стал есть – отодвинул блюдо, достал сигареты и закурил. В ответ на возмущенный протест Эллы Ивановны только матерно рыкнул. Врач обиделась, но из-за стола не вышла.
— Жанна Викторовна.
Я совершенно непритворно вздрогнула.
— Да, Борис Иванович…
— Петрович.
— Ой, простите… Борис Петрович, я так рада, что вам стало…
— Насколько мы с вами продвинулись?
— Я не совсем… простите…
Крысак втянул дым и выпустил аккуратное колечко.
— Мы с вами прогуляемся после завтрака. Хочу вам кое-что показать.
— Да, конечно…
Мы прогулялись. Киприянов вылез из кресла и шагал рядом. Элла Ивановна скорбно молчала и шла следом, пока он не захлопнул перед ней одну из дверей. Мы оказались в старом крыле, в незапертой комнате, где я однажды уже была. Я провела здесь несколько часов, болтая с Домом. Здесь было уютно, благодаря хорошо сохранившимся книжным полкам с дореволюционным изданием Вальтера Скотта, удобному, но очень пыльному креслу и низкому топчану у окна.
Киприянов подошел к окну, раздвинул шторы резким движением, от которого даже охнул, и поманил меня пальцем. Я подошла. Он схватил меня за волосы на затылке одной рукой, а второй сдавил мне горло, наклоняя мою голову к стеклу. Он был еще очень силен, несмотря на болезнь.
— Ну, смотри! Смотри!
С меня свалились очки. Впрочем, они мне были не нужны. У меня отличное зрение – я увидела, как по саду, срывая цветочки, пританцовывая и громко что-то выкрикивая, бегал Странник. Лицо его было счастливым. Он посмотрел на окно, увидел меня и помахал. Ему было плевать, что Крысак душил меня, прижимая к стеклу. Странник пребывал в своем обычном радостном безумии.
— Я искал его несколько лет. Странника. Жаба его вчера привез. Повезло мне, да? Вот такой я баловень судьбы. Он мне в психушке еще говорил, а я не верил. Кто ж ему, психу, тогда верил. Этот дом…усадьба Копытовых… он в нем жил… сто лет назад. Слышала, тварь, этот парень здесь жил сто лет назад! Книжки эти читал. Ему на серебряном блюде, бл&ть, почту по утрам подавали. «Не изволите ли откушать у генерала Синичкина?» А я этот дом купил. Знал, что он в него когда-нибудь вернется. Ну не может Странник без своего дома, никак! Узнаешь? Странника узнаешь?
— Вы мне больно делаете, — прохрипела я.
— Больно?! Тебе больно? Болит у тебя? Да ладно! Тварь, так ты ж, наверное, и не бессмертная? А? Щас проверим.
Киприянов отпустил мои волосы, и в этот же миг что-то твердое, холодное коснулась моего затылка.
— Так ты бессмертная или нет? Мостов нет, бежать некуда. Мозги по стеклу. А ничего! Мои ребятишки тут все вымоют. Говори: узнаешь Странника?
— Да! Да! — выкрикнула я.
— Ну вот и хорошо, — неожиданно спокойно сказал Киприянов.
Он отошел от меня, устало опустился в кресло, махнул дулом на топчан:
— Села.
Я подчинилась. Ноги у меня дрожали. Я совсем даже не бессмертная.
— Он тебя тоже узнал. Давно вы с ним встречались в последний раз?
— Года четыре назад.
— Ну так это не много. Я думал, тебе лет триста, — Крысак хмыкнул.
— Мне тридцать два. И это правда. Я не знаю, что он обо мне наговорил, но…
— Да мне плевать на тебя и на твою братву. Делайте, что хотите. Ради чего вы здесь болтаетесь, мне не интересно. Мне нужно было одну из вас, тварей, изловить, я и изловил. А теперь будешь делать, что я скажу. Ведь так у вас положено? Типа, ты в моей власти. Крест могу показать, святой водой побрызгать. Испугаешься?
— Я обычный человек. Родилась в Вологде тридцать два года назад. У меня умерли отец и мать. Я росла в детдоме…
— Это кому-нибудь другому будешь в уши заливать. Я тоже Фергюсона читал. Но ты… как тебя там, кстати…здорово умеешь лапшу на уши вешать. Я за тобой три месяца следил. Ну чистая крыса библиотечная: шмыг туда, шмыг сюда. Мимикрия, бл&ть. Пока рассмотрел… Когда все закончится, отдам тебя ребяткам. Вот они удивятся. Они никогда ни с кем из твоего племени не…
— Только посмей, — тихо произнесла я и встала.
— Вот!!! Твою!!! Стоять! Не двигайся!
Он подался назад, отодвинулся вместе с креслом так, что ножки с отвратительным скрипом процарапали древний паркет, направил на меня дуло, скрывая испуг за злостью. Отдышался, выдавил: