Мотивация человека - страница 29

Фрейд же не верил в хорошие желания, такие как стремление творить добро. Возможно, это объясняется тем, что в его пациентах, психически нездоровых людях, доброе начало было глубоко подавлено. А может быть, он просто пессимистически относился ко всем проявлениями человеческой природы. Стремление любить и творить добро он считал производной эгоистических мотивов. Например, рассуждая о любви к людям, которую, как верят христиане, выразил Христос своей искупительной смертью на кресте, Фрейд (Freud, 1918/1938) утверждал, что распятие Христа является манифестацией глубоких бессознательных мотивов каждого из нас. Фрейд начал с предположения о том, что каждый маленький мальчик хочет спать со своей матерью, ревнует к отцу, хочет его убить, но испытывает чувство вины из-за этого желания, ибо продолжает его любить. Вина, вызванная инцестуозными и агрессивными желаниями, обычно приводит мальчика к желанию совершить ту или иную репарацию, и в конечном счете он стремится полностью отождествить себя с отцом. Следовательно, заявил Фрейд, психологический смысл распятия Христа заключается именно в символической смерти сына, ставшей искуплением скрывающихся в бессознательном инцестуозных и агрессивных желаний каждого конкретного мужчины. Смерть Иисуса помогает мужчинам избавиться от чувства вины. Фрейд считал, что хотя люди воспринимают распятие Христа в качестве свидетельства Его любви, на самом деле они, движимые чувством вины, проецируют на образ Распятия свою собственную психическую реальность. Мы видим, что Фрейд, как и во многих других случаях, сводит человеческие стремления до сексуального мотива, агрессивных желаний и побуждения избавиться от тревоги или вины.

Многие другие известные клиницисты, первоначально работавшие в русле классического психоанализа, со временем пришли к иным точкам зрения на сущность человеческих мотивов. Карл Юнг, швейцарский психиатр из семьи протестантов, стал одним из первых сторонников Фрейда. Как мы помним (см. главу 1), Юнг был радостно принят Фрейдом, потому что последний очень хотел распространить влияние психоанализа за пределы еврейского (за некоторыми исключениями) круга аналитиков, собравшихся вокруг него в Вене. Юнг тоже изучал сны своих пациентов. Однако он не стремился интерпретировать их в терминах сексуальных влечений, а рассматривал как репрезентации универсальных образов, или архетипов.

Скажем, в автобиографии Юнг (Jung, 1961) описывает сон, который приснился ему в раннем детстве и оказал на него мощное воздействие. Юнгу приснилось, что он спустился под землю и увидел там гигантский эрегированный фаллос, вертикально стоящий на троне. И когда он зачарованно смотрел на фаллос, в его ушах раздался голос матери: «Это — пожиратель людей». Слова матери напомнили Юнгу молитву, которую она учила его читать по вечерам перед сном: молящийся просит Христа оградить его, забрать к Себе или «поглотить», чтобы защитить от сатаны. Фрейдист мог бы интерпретировать сновидение Юнга как эдипальную фантазию, в рамках которой сновидец отождествляет себя с фаллосом (или восхищается им), желая проникнуть внутрь матери. Однако мать предостерегает мальчика от опасности, ибо фаллос символизирует отца, обожаемого и ненавидимого, отца, который (ассоциация с Христом) тоже может «съесть» или «забрать» сына. Юнг скорее расширяет, нежели редуцирует смысл сна и рассматривает его как отражение конфликта между любящим Господом Иисусом (символизируемого «верхним», наполненным солнечными лучами миром) и «теневой» частью Бога, ассоциирующейся со смертью и умиранием. Юнг, сын протестантского священника, хорошо помнил, что во время похорон или при посещении кладбищ о мертвых говорят как о душах, взятых и защищаемых Христом.

Таким образом, для Юнга сексуальный мотив теряет свое первостепенное значение и становится средством драматизации реального мотивационного конфликта между любовью к образу Христа и страхом перед Ним; в свою очередь, это можно истолковать как универсальный образ, или архетип, связанный с фигурой отца. Толкование сновидений использовалось Юнгом не столько для диагностики основных человеческих мотивов, сколько для помощи пациенту в более широком осознании терапевтических целей. Следовательно, у Юнга мало прямых замечаний о базовых мотивах человека. Он лишь утверждал, что в каждом индивидууме заложено инстинктивное стремление к индивидуации (самореализации), — тема, которая также активно обсуждается другими психотерапевтами.