Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - страница 31
Я выбежал из тсугового леса и пошел назад к повозке. Волы не должны были потеряться, они не могут бродить, когда запряжены в тяжелую повозку. Правда, кто-то мог угнать их. Я шел так быстро, как только мог, и все время смотрел, нет ли поблизости людей; через несколько минут я благополучно добрался до повозки. Все было в порядке, с ней ничего не случилось. Я поднял хворостину, хлестнул волов, и они поднялись, замычали и пошли.
Теперь я уже не прислушивался, едут ли ковбои. Я был уверен, что рано или поздно они все равно появятся — после того, как сделают что-нибудь ужасное с отцом. Надо было придумать, как убедить их не трогать ни меня, ни повозку. Сам я, конечно, мог убежать в поле и спастись, но важно было доставить повозку домой в целости — от этого зависело, как мы будем жить зимой.
Через полчаса я дошел до того места у тсугового леса, где ковбои схватили отца. Никаких новых следов здесь не появилось. Я пошел дальше, пытаясь придумать как можно более правдивую историю, чтобы рассказать ковбоям, когда они появятся.
За моей спиной заходило солнце. Скоро должно было стемнеть. Становилось холодно, поднимался пронизывающий ветер. Но я радовался наступающей ночи. Мне казалось, что в темноте было безопаснее. Я решил нигде не ночевать, а просто идти, пока не дойду до дома. Впрочем, если бы даже я и захотел, мне негде было остановиться. В этих краях жили друзья отца, но я никого из них не знал. Я все думал, что же рассказать ковбоям, и наконец мне в голову пришла идея.
Я шел и шел, иногда ударяя волов, когда они замедляли шаг. Солнце опустилось за холмы, оставив на небе розовое зарево, которое постепенно темнело. Я дрожал, мне хотелось есть. В повозке в мешке оставались печенье, вяленое мясо и бутылка вина, которую подарил отцу мистер Богардус. Вино могло бы меня немного согреть. Но я решил пока ничего не есть и не пить. Я знал, что скоро по-настоящему устану, замерзну и почувствую себя очень плохо, поэтому надо поберечь еду до этого времени.
Но, увидев ковбоев, я пожалел, что не выпил немного вина. Они перегородили дорогу, сидя на лошадях в двадцати ярдах от меня — три черные фигуры, бесшумно застывшие в темноте. Вид этих безмолвных фигур так напугал меня, что я чуть не убежал, но я взял себя в руки и продолжил идти прямо на них. Я шел, погоняя волов, как будто мне не было никакого дела до тех, кто перегораживал дорогу. Одна из лошадей ударила копытом, и ее уздечка зазвенела в ночи.
Я тихо прокашлялся, чтобы мой голос не звучал испуганно. А потом закричал:
— Вы конвой? Как здорово, что вы здесь!
Один из них сбросил покрывало с фонаря. Круг туманного света прорезал темноту ночи, и я увидел лошадей, лица, ружья и затоптанный снег.
— Останови волов! — прокричал державший фонарь.
Я остановил волов и сделал несколько шагов вперед. Мужчина наклонился и посветил фонарем на меня.
— Это тот самый мальчишка! — сказал он.
— Да, сэр, — ответил я, — отец сказал, что конвой скоро будет здесь, но вас так долго не было, что я уже начал бояться, что первыми до меня доберутся ковбои!
— Мы не… — начал один из них.
— Замолкни, Картер! — сказал мужчина с фонарем. — Подойди ближе, мальчик.
Я снова сделал несколько шагов вперед. Теперь свет от фонаря бил мне прямо в глаза, мне неудобно было смотреть на них снизу вверх. Все, что я видел в этот момент, — ноги лошадей и снег. Голос мужчины звучал за стеной ослепительно яркого света.
— Когда, твой отец сказал, кон… мы должны были появиться?
— Он говорил, что вы должны были появиться час назад, поэтому я так волновался. Он сказал, чтобы я не волновался, но я никак не мог успокоиться. Он сказал, что, когда начнется перестрелка, надо упасть плашмя и со мной ничего не случится. — Я сделал паузу. — Я думал, вас будет больше. Отец говорил, в конвое будет с полдюжины человек. Он сказал просто лечь на землю, когда начнется перестрелка.
Наступила тишина, а потом один из них сказал:
— Мне все это не нравится. Кажется, нам хотят устроить засаду.
Мужчина с фонарем повернулся в седле:
— Ты что же, хочешь сказать, тебя пугают россказни этого мальчишки?