Мой Чернобыль - страница 28

Дальше мама рассказывала так.

Сталин принял Шмидта, посмотрел список и сказал, что получил уже одно письмо от него с перечислением этих фамилий. Он, Сталин, дал поручение своим помощникам проверить материалы дела. Выяснилось, что обвинение полностью соответствует действительности, а обвиняемые сознались в своих преступлениях перед народом и партией. Академик не разобрался в своем окружении.

- "Вы все понимаете, когда дело касается звезд", – сказал вождь – "А когда дело касалось наших земных вопросов, этим людям удавалось Вас обманывать".

- "Неужели все сознались?" – помертвевшим голосом спросил ученый.

Сталин еще раз взглянул на бумагу. Случилось невероятное: вождя подвела его на самом деле выдающаяся память.

- "Нет, не все", – раздраженно сказал он.

Потом помолчал и добавил: "Один вот не сознался".

Сталин взял толстый синий карандаш, подчеркнул фамилию в списке и показал листок Шмидту.

- "Вы действительно можете ручаться за этого человека?"

И получив утвердительный ответ, написал на полях:

Какая причуда судьбы.

Никогда бы я не шел в 1987 г., ровно через 50 лет, по этим ступеням, более того, никогда бы я не родился в 1938 г., если один из пяти осужденных не выдержал бы допросов и подписал признание вместе со своими товарищами.

Потому что, этим человеком был мой дед, отец моей матери. Мужество Шмидта и надпись синим карандашом сохранили жизнь ему и его семье.

И вот мы, пройдя проверку документов, стоим в приемной Б. Щербины. Меня сразу поразило огромное количество телефонов на столе у секретаря. С гербами и без гербов, белые, черные, всех цветов радуги, с разными системами набора номеров и даже с короткими антеннами. Совершенно непонятным было то, как секретарь может угадать, какой из них звонит в данный момент. Но он угадывал. Более того, иногда два аппарата звонили одновременно, и тогда секретарь безо всякой паузы поднимал две трубки и вел беседу в параллельном режиме. Я стоял и думал, что важным качеством человека, занимающего это место, должен был быть абсолютный музыкальный слух.

Через несколько минут нас пригласили в кабинет. Высокие и красивые двойные двери, деревянные панели, ковровая дорожка, ведущая к столу. На столе опять телефоны. Но меньшее количество.

Щербина пожал нам руки и, кивнув мне, как уже хорошо знакомому человеку, сказал: "Давайте, давайте, докладывайте".

Я доложил то, о чем уже известно читателю и передал Председателю копии актов 1986 г.[5]

- "Я Ваши докладные не читал и вообще не видел", – сказал Щербина.

- "Помощники тоже ничего не докладывали. Вроде бы мы в Славутиче далеко от предельного уровня. Надо связаться с Комитетом по метеорологии. Председателя Комитета сейчас в Москве нет, но приедет заместитель, он полностью владеет ситуацией. Придется немного подождать".

Через полчаса заместитель приехал и наше обсуждение возобновилось.

На столе разложили карты радиационной обстановки в районе Славутича. Они не давали такой плохой картины, как результаты анализов наших проб. Если у нас анализы показывали загрязнения цезием 5-12 кюри на квадратный километр, то цифры Комитета были в 1,5-2 раза ниже.

- "Ну, вот видите", с упреком заметил Щербина", – надо мерить точнее. Зря не разводить панику".

Лицо Александрова, обычно очень спокойное и приветливое приобрело незнакомое мне жесткое выражение.

- "Нет, вряд ли наши измерения ошибочны. Не такая у курчатовцев школа и не такие уж трудные анализы. Вы можете объяснить эти различия?" – повернулся он ко мне. Очередной раз надо было соображать в самом быстром темпе.

- "Наверно могу. Данные Комитета получены с помощью съемки радиоактивных полей с вертолета. Правильно? А если так, то их точность не всегда хорошая. Особенно над участками, покрытыми лесом и густой растительностью. Излучение сильно поглощается, и возникают погрешности, мощность дозы получается заниженной. Нет ли у Вас результатов проб почвы в этом районе?"

Результаты были. И когда их положили рядом с нашими, они практически совпали: 5, 7, 12... кюри на квадратный километр.

- "Как же так получилось, Борис Евдокимович, что ошиблись с местом? – спросил мстительный академик.