Мой лучший друг - страница 6
Здесь было несколько человек. Они прильнули к окнам и молчали. Я понял, что кеп здесь же, потому что обычно, когда его нет, в рубке стоит несусветный треп: механики, радисты, штурманы отводят душу в анекдотах и самых невероятных историях.
Старпом деловито глядел в резиновую прорезь локатора — тубус, — выскакивал то на одно крыло мостика, то на другое, точно не доверял прибору и собственными глазами хотел увидеть берега, скрытые в мглистой ночи.
«Чукотка» шла в проливе. На карте было видно, какой он извилистый и узкий, нелегко вести огромный корабль в таком коридоре. Приходилось часто менять курс, подворачивать, уклоняться, идти прямо. И это держало в напряжении. Пролив такой, что чуть опоздал с маневром — и занесет носом на тот или другой берег или приласкаешься кормой.
Внезапно закачало, развиднелось, и впереди, широко по округе, блеснули редкие огоньки.
— Ну, кажется, вышли, — облегченно вздохнул старпом. И мне стало легче.
Зажегся свет. Кеп взял микрофон. Огоньки, сужаясь, двинулись к нам, и, обгоняя их, в рубку ворвались возбужденные голоса:
— «Чукотка», поздравляем с приходом.
— Себя поздравьте, — буркнул старпом. Кеп скользнул по нему удивленным взглядом.
— Рихард Оттович, дай пеленжок, — умолял кто-то дальний… Этот траулер отстал ото всех и не успел добежать, чтоб встретить нас у пролива.
«Чукотка» остановилась. Грохоча, пошел якорь.
Мне было удобно разглядывать кепа: он стоял в двух шагах от меня.
Пожилой, сухопарый капитан Янсен от сухости своей казался очень высоким. Лицо его, длинное, узкое, было изрезано на щеках и на лбу густыми морщинами. Глаза прятались под нависшими бровями. Вид у него был суровый. Но стоило кепу улыбнуться медленной, привычной для всех улыбкой, как лицо преображалось, молодело, становились видны открытые, ярко-синие и добрые, не тронутые временем глаза.
Он походил на одинокую скалу, что встречается иногда на морских дорогах. Время, дожди и ураганы выветрили и вымыли с нее все, что только можно было. Но, выщербленная, она стоит и долго будет стоять средь вечно неспокойной воды. Походка у Янсена молодая, легкая. Он держится так, что о его возрасте не думаешь. А ведь на всем Тихом океане не осталось его ровесников. Янсен капитанит сорок лет. А плавает и того больше. Потомок балтийских моряков. Крепка, видать, жила в его роду.
Всем траулерам хотелось поскорей пришвартоваться. И, наверно, разразился бы скандал из-за очереди: помню, какое столпотворение было в Охотском море, когда мы пришли туда тоже под праздник, шестого ноября, и привезли посылки. Старпом тогда командовал парадом. Два траулера, не желая уступать друг другу дороги, столкнулись. Не шибко, правда, чуть-чуть фальшборты помяли, а неприятность вышла крупная.
Легко, спокойно Янсен называл корабли, командовал, кому с какого борта становиться, кто за кем должен подходить. И никто не протестовал. Только просили счастливцев не мешкать, чтоб хоть к утру успеть всем получить подарки, почту и елки. Конечно, кому досталась дальняя очередь, не очень-то верили, что успеют. Погода была свежей. Не так-то быстро подойдешь и отойдешь от плавбазы при сильном ветре и большой волне. Но люди так уж устроены: надежда не должна оставлять их.
Под светом прожекторов траулеры походили на ледовые глыбы. Мачты — в два обхвата, на полубаке брашпиля не видать. Окна рубок на средней надстройке чернели дырами сквозь лед. Тяжело доставался алеутский окунь!
Посреди океана образовался город огней, и наш корабль среди других — как дворец, как небоскреб. Капитаны, заросшие, горластые, поднимались в каюту Янсена, механики к механикам, матросы к матросам. Шум, гвалт, объятия и радостное возбуждение. Тут же вскрывались посылки, снималась проба, произносились торопливые тосты, и гости исчезали, а на смену им вваливались новые. Весь запас горячего ожидания шквалом обрушился на «Чукотку». Она героически держалась. Рыбу пока не принимали. До рыбы еще дойдет черед!
А ветер усиливался. Швартовые концы угрожающе скрипели, и траулеры под бортом ходили на волне вверх-вниз.
Странно было слышать, как суровые дяди по радиотелефону умоляли, чтоб елочка была посвежей.