Мой отец Цви Прейгерзон - страница 9
В Одессе жила тетя Гита, двоюродная сестра отца, дочь старшего брата моего деда. Она была старше папы на пятнадцать лет. Все любили эту красивую, добрую и заботливую женщину. В свое время она вышла замуж за одессита, энергичного делового человека, любителя и знатока русской словесности. В этой семье полюбили Цви, способного и дисциплинированного мальчика. Отец прожил у них несколько лет, сохранив до конца жизни самые теплые воспоминания о тете Гите и о ее гостеприимном доме.
Перемещенная в Одессу Люблинская гимназия размещалась на улице Старопортофранковской, в помещении Второй одесской гимназии. Учились во вторую смену. Конечно, обучение велось на русском языке, что вызывало определенную тревогу: папа, увы, почти не знал русского. Дома, в местечке, говорили на идише, а по торжественным случаям пользовались ивритом. К счастью, муж тети Гиты взял Цви под свою опеку, и после трех месяцев напряженных занятий он свободно заговорил по-русски. Без этого ему не удалось бы сдать вступительные экзамены в Люблинскую гимназию.
Из романа «Неоконченная повесть»:
Учителя и администрация новой гимназии приехали из Люблина в Одессу в полном составе, но какая же гимназия без учеников! В газетах напечатали объявления о приеме во все классы, и еврейские юноши, в основном беженцы, устремились туда. Среди них был, конечно, и Шоэль. По истории его экзаменовал сам директор гимназии, бывший преподавателем истории. Перед этим Шоэль внимательно читал страницы в учебнике Платонова о царе Петре Алексеевиче и его сестре Софье, о неудачном заговоре против Петра, о казни стрельцов и заточении Софьи в Новодевичий монастырь.
И вот Шоэль подходит к экзаменационному столу, во главе которого сидит господин директор в черной форме с блестящими медными пуговицами. У него надменное морщинистое лицо, прилизанные редкие волосы, — типичный чиновник, полный собственного достоинства. Он смотрит на стоящего перед ним юношу. Шеилка взволнован, но готов к борьбе за свое будущее…
В Люблине, как и в Одессе, не было недостатка в евреях. Дети этого народа настойчиво стучались в двери гимназий обоих городов. У себя, в Люблине, директор был тверд как камень, поэтому число учеников-евреев всегда соответствовало процентной норме. А теперь вдруг Министерство образования, возглавляемое Игнатьевым, дало указание разрешить евреям-беженцам учиться.
— Расскажи о первых днях правления Петра Великого! — послышался скрипучий голос экзаменатора.
Вот и не верь после этого в чудеса! В книге Платонова целых три страницы посвящены именно этому событию — воцарению Петра. Эти три страницы стоят перед глазами Шоэля, он даже видит каждую букву. Но и директор помнит их. А теперь этот еврейский юноша стоит перед ним и в точности пересказывает ему текст Платонова. Дрогнула душа директора: «Достаточно!» — останавливает он Шоэля и что-то записывает в блокнот.
Это была победа! Шоэль Горовец принят в русскую государственную гимназию. В городок летит телеграмма, и в доме Йоэля шумит большой праздник. Свершилось! Наконец-то один из внуков Моше-меламеда выходит на широкую дорогу…
Став гимназистом, Цви одновременно поступил и в консерваторию по классу скрипки. Но ни русская гимназия, ни любимая скрипка не могли затмить главную страсть его жизни — иврита. По вечерам папа посещал известную в то время светскую иешиву, которой руководил Хаим Черновиц, или, как его еще называли, «рав цаир», молодой раввин. Здесь преподавали Бялик и Клаузнер; именно здесь, в Одессе, окончательно определилось литературное призвание Цви Прейгерзона.
Особая духовная связь возникла у отца с Иосифом Клаузнером. Известный историк уделял мальчику особое внимание, направлял его духовное развитие, определял круг его чтения, подолгу беседовал с ним на самые серьезные темы истории и культуры. И папа никогда не забывал своего знаменитого наставника. «Мой отец, мой учитель! Клянусь, что до последнего вздоха буду предан ивриту!»
Эти слова он напишет спустя много времени, когда в 1957 году до него дойдет весть о смерти Клаузнера.
>Иосиф Клаузнер. 1910-е гг.
Из лагерных воспоминаний отца: