Мой отец Цви Прейгерзон - страница 8

Впрочем, нет худа без добра: вскоре после этого Цви вернули в пансионат. Неделю-другую он провалялся в постели, но это время не прошло даром: Цви много читал и делал попытки писать свои собственные рассказы. Потом он встал на костыли и сразу поспешил в класс. Цви описывает это событие в своем дневнике. Не рассчитав времени (на костылях дорога в школу оказалась намного дольше), он слегка опоздал и вошел в класс, когда урок географии уже начался. Ученики притихли при его появлении, а учитель Бограшов сердечно приветствовал возвращение мальчика. Отец быстро наверстал упущенное: он успешно окончил четвертый класс, и «даже по арабскому языку получил высокую оценку». Возможно, этому помогло то обстоятельство, что после больницы Цви некоторое время прожил в арабской семье.

Настало лето, и воспитатель Душман, регулярно посылавший в Шепетовку отчеты об учебе и поведении мальчика, порекомендовал им взять сына на каникулы домой. И вот мой папа плывет обратно в Одессу на том же самом стареньком пароходе. Вместе с ним плывут домой в Россию и другие ребята — среди них Авраам Шлёнский, будущий известный поэт и переводчик на иврит. Мальчики были ровесниками и наверняка хорошо знали друг друга, хотя, к сожалению, об этом не осталось никаких свидетельств. Забегая вперед, скажем, что Шлёнскому удалось вернуться в Эрец-Исраэль после окончания Первой мировой войны, когда Палестина уже была подмандатной территорией Британской империи. А пока пароход плыл к берегам Одессы, пассажиры в пути узнали, что началась Первая мировая война. Был август 1914 года.

Российские ученики «Герцлии» ничуть не сомневались в том, что осенью вернутся в любимое здание гимназии, но судьба решила иначе. Россия и Турция оказались по разные стороны линии фронта. О возвращении в Палестину не могло быть и речи. На том и завершилась учеба Цви Прейгерзона в гимназии «Герцлия». И хотя продлилась она всего лишь один учебный год, это время оставило неизгладимый след в жизни моего отца. Теперь он свободно говорил на иврите, усвоив принятое в Стране сефардское произношение (так называемый «сфарадит»). А еще он всей душой полюбил эту землю. С тех пор и до самой смерти она звала и ждала его, да и сам он всю свою жизнь стремился к ней отчаянно и безуспешно.

Итак, папа вернулся в свой родной городок. Друзья и близкие пришли поприветствовать его, все были радостно взволнованы и горды успехами своего земляка. Но вот прошли первые дни после возвращения, отшумели праздничные вечеринки, и пришлось вплотную заняться вопросом, как быть дальше. Цви заметно повзрослел, он удивлял родных и друзей своей начитанностью, знаниями, взрослым отношением к жизни.

Возникли и проблемы: некоторые друзья и родственники наотрез отказывались принимать «заморский» сфарадит. Они упрекали Цви за привезенное из Эрец-Исраэль сефардское произношение и даже настаивали, чтобы он пользовался ашкеназским, а то и вообще переходил на идиш. Но Цви был непреклонен: сефардская версия иврита осталась с ним до конца жизни… Другая проблема заключалась в том, что такому мальчику, как Цви, уже не подходила обычная местечковая школа. Это понимали все — и родители, и учителя, и сам Цви. Но куда пойти учиться?

Выбор за Прейгерзонов, как это часто бывает, сделала сама жизнь. В начале Первой мировой войны евреи массами бежали (а то и насильственно выселялись) подальше от приграничных областей. Война сопровождалось погромами, грабежами и убийствами еврейского населения. Превратилась в беженцев и семья Прейгерзон — они переехали в город Кровелец Черниговской губернии. Забегая несколько вперед, отмечу, что сюда же переехала из белорусского Бобруйска и семья Зейгерман, в которой подрастала девочка по имени Лея. Несколько лет спустя она выйдет замуж за моего папу.

Тяжка доля беженца, но, как это ни странно, было в этом статусе и одно преимущество. В начале войны российские власти отменили процентную норму для поступления в гимназию (5 %) по отношению к еврейским беженцам. И когда осенью 1914 года в Одессу перевезли известную гимназию прифронтового города Люблина, туда со всех концов Украины устремились жаждущие знаний еврейские дети из семей беженцев. Это оказалось приемлемым решением и для Цви.