Мой отец, его свинья и я - страница 16

Когда отец не пришёл домой и на следующий вечер, мы отправились в полицию.

— Где его видели в последний раз? — спросил полицейский.

— У монастыря, — сказала мать и потом неуверенно добавила: — Моя дочь так говорит… — она посмотрела на меня.

— Он уехал оттуда с монахиней, — сказала я, пытаясь сохранять невозмутимый вид.

— В последний раз видели с монахиней, — пробормотал полицейский и стал печатать это на пишущей машинке.

Через неделю мы постепенно начали настраиваться на жизнь без отца. Разница была невелика, разве что я перестала опаздывать в школу. Учителя даже удивлялись.

И вдруг в понедельник, возвращаясь из школы, я увидела у гаража его машину. Я заглянула внутрь. Пустые бутылки по-прежнему лежали на своём месте, только к ним добавился пустой пластиковый пакет. Я с тревогой открыла дверь квартиры. Бросила школьную сумку и прошла в гостиную. Там на диване сидели мои родители. Отец поднял голову.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — сказала я. — И где же ты оставил монахиню?

— В Риме.

— Твоему отцу понадобилась неделя, чтобы отвезти монахиню в Рим, — сказала мать.

— Конечно, ты бы управилась быстрее, — сказала я.

После этой фразы мать объявила эту тему раз и навсегда закрытой и добавила, чтоб больше об этом никто не заикался. Несмотря на это, отец наутро рассказал мне по дороге в школу, как он ездил с монахиней в Рим. После того, как он тогда высадил меня у школы, он, по его словам, повёз монахиню к «Офиру», дорогу ему показывала она. Перед магазином монахиня сказала: «Пожалуйста, подождите немного» — и вошла внутрь. Отец ждал. Вскоре монахиня вышла с полным пластиковым пакетом. Она опять уселась на заднее сиденье и сказала: «Так, теперь можем ехать дальше». — «И куда же?» — спросил отец. «В Рим», — сказала монахиня. В этот момент отец, по его словам, изрядно удивился и спросил монахиню, что ей нужно в Риме. «Мне нужно к отцу, — сказала монахиня, — и вы должны меня отвезти. Дело чрезвычайной важности». — «Но я евангелист», — заметил на это отец. Такое возражение не произвело на монахиню впечатления, и она велела ему, наконец, трогаться. Он не нашёл никаких других доводов, рассказывал мой отец, и они поехали. По дороге монахиня не проронила ни слова. Отец попытался завязать разговор и спросил её, давно ли она в монастыре и нравится ли ей там. Монахиня пропустила его вопросы мимо ушей, и после Мюнхена, когда любимая кассета моего отца испустила дух, в машине царила гробовая тишина. Потом, незадолго до Бреннера, отец купил кассету с шотландскими народными песнями, и они, судя по всему, пришлись монахине по душе. Во всяком случае, такое у отца сложилось впечатление, потому что она тихонько подпевала на своём заднем сиденье. На придорожных стоянках она выходила из машины ненадолго — только чтобы сходить в туалет, и один раз — чтобы позвонить по телефону. Потом моему отцу пришло в голову поупражняться с монахиней в латинских склонениях и спряжениях. Это доставило ей радость и моему отцу тоже. Она, по его словам, оказалась гораздо сильнее меня, особенно в глаголах. Незадолго до Рима она снова замкнулась, отвечала односложно, а когда звонила по телефону, то говорила тихо и по-итальянски. Вернувшись в машину, она попросила моего отца высадить её у автобусной остановки в одном предместье. У этой же остановки они должны были встретиться через три дня. С этим пунктом отец был не согласен, потому что он тоже хотел пойти вместе с ней к Папе римскому.

— Но вы же евангелист, — напомнила ему монахиня.

Итак, мой отец высадил её, а сам стал пробиваться сквозь плотные пробки в Рим. Он нашёл на боковой улочке маленький отель и поселился в нём. Вечером он ел спагетти в качестве закуски и шницель в качестве основного блюда, и ни то, ни другое не было особенно вкусным. Следующие дни отец провёл, осматривая Рим. Я спросила его, почему же он нам не позвонил. Потому что монахиня обязала его хранить молчание. А не показалось ли ему всё это странным, продолжала я расспросы. Да, конечно. Один раз он даже ходил в Ватикан, чтобы посмотреть, что там делает монахиня. Но так нигде и не нашёл её, а на его латынь никто там, по непонятной ему причине, не реагировал. В конце концов три дня пролетели, и отец в условное время ждал на автобусной остановке. И прождал напрасно. Через пять часов ожидания отец решил, что ждать больше не имеет смысла, и поехал домой. К полудню следующего дня он добрался до дома, где мать сразу же осыпала его упрёками.