Мой отец, его свинья и я - страница 15

«Soll ich euch ein Lied beibringen?»[4] — вопрошал Папаша Абрахам. Не успели гномики ему ответить, как мать нажала на кнопку «стоп». Гюнтер Грасс стоял перед сиденьем, а отец напирал сзади. Оба бросились на стул. Гюнтер Грасс опередил отца. Отец угодил ему на колени.

— Я сижу, я сижу, я сижу! — заорал он.

— На мне, — уточнил Гюнтер Грасс.

— Ну и что?! — вопил отец. — Главное, что сижу!

Отец продолжал сидеть на коленях у Гюнтера Грасса.

— Но, дорогой друг… — начал Гюнтер Грасс. Его голос звучал несколько измученно.

— Признай, что я выиграл! — кричал отец.

— Нет, — сказал Гюнтер Грасс.

Остальные сидели в кружок вокруг стула. Никто не вмешивался в спор. Мать снова включила кассету.

— Ну, скажи! — время от времени требовал отец.

— Нет, — говорил Гюнтер Грасс.

Через четверть часа кассета кончилась. Отец так и сидел на коленях у Гюнтера Грасса. Я увела своих подруг к себе в комнату.

Когда через час они разошлись по домам, я отправилась в гостиную. Отец сидел на стуле один.

— Мне нужно было в туалет, а он этим воспользовался, чтобы улизнуть. А мама ещё дала ему с собой пакет сушёных слив, — отец поднял на меня глаза.

— На будущий год возьмём лучше Мартина Вальзера, — сказала я.

— И правильно, — сказал отец.

Когда мне было четырнадцать, мой отец бесследно исчез на целую неделю.

По утрам он подвозил меня в школу. Он делал это не каждое утро, но достаточно часто. Я этого терпеть не могла и каждый раз молилась: хоть бы мне ехать автобусом. Водитель он был непредсказуемый, а кроме того, утром никогда не поспевал вовремя. Всякий раз, когда он меня подвозил, я опаздывала, и мне приходилось врать, что опоздал автобус.

Тот день, когда отец исчез, был пасмурный. К тому же, поскольку было начало января, по утрам стояла темень, хоть глаз выколи. Моя школа располагалась на горе, рядом с монастырём. Дорога наверх, к зданию школы, была такая узкая и крутая, что я всегда боялась, как бы отец не столкнулся со встречной машиной или не задавил какую-нибудь монахиню. В то утро нам навстречу тоже ехала машина. Отец взял вправо и вклинился между двумя припаркованными автомобилями. Пока мы пропускали встречную машину, отец гонял меня по латинским словам. И как раз когда я склоняла «rusticus», с заднего сиденья вдруг послышалось:

— К «Офиру», пожалуйста.

— При чём здесь «Офир»? — спросил мой отец и оглянулся.

Я тоже посмотрела на заднее сиденье, где монахиня как раз пристёгивала ремень безопасности. Был слышен звон бутылок, которые отец уже несколько месяцев собирался выбросить в контейнер, и теперь они брякали в ногах у монахини. Чтобы разрядить ситуацию, я объяснила отцу, что такое «Офир». Это был магазин. Все здания в окрестностях монастыря носили библейские названия.

— А, понял, — сказал отец.

— Так мы едем? — спросила монахиня.

Отец выбрался из зазора между машинами и выехал на дорогу.

— Но вначале надо отвезти ребёнка в школу, — сказал он, — а то она опоздает!

Я не знаю, что на это ответила монахиня, потому что в тот самый момент отец включил авторадио, откуда сразу же громко полилось: «Мы продадим весёлый домик нашей бабушки», ведь в магнитофоне у отца, как всегда, стояла его любимая кассета. Когда мы подъехали к школе, я лишь чуть-чуть приоткрыла дверцу, чтобы громкое «Два мальчика целуются» не помешало молебну, который уже полным ходом шёл в маленькой капелле перед школой. Там уже вступил Шёнбергский хор мальчиков. Я со странным чувством проводила взглядом отцовскую машину с монахиней на заднем сиденье. Мне казалось, что я бросила отца на произвол судьбы.

Этот вид удаляющейся машины, сквозь заднее стекло которой чернел капюшон монахини, не отпускал меня всю следующую неделю. Отец не вернулся домой. В первый вечер мы говорили себе, что он наверняка встретил старых знакомых, с которыми сидит теперь в пивной. После полуночи я выдала историю с монахиней.

На следующее утро я поехала в школу на автобусе, и на гору мне пришлось подниматься пешком. Как всегда, мне навстречу попадались монахини, но я не обнаружила среди них вчерашней. В их лица я всматривалась в первый раз. Я обнаружила, что они не похожи друг на друга, а все предыдущие школьные годы мне казалось, что все они на одно лицо. Кроме того, мне вдруг почудилось, что у каждой на губах таится коварная улыбка. Несколько раз мне показалось, что монахини подстерегают машину, которая может остановиться.