Мой сын Леонид Невзлин - страница 21
Леонид Невзлин
Я порой задаю себе вопрос, почему у меня нет брата или сестры. Может быть, именно поэтому, из-за вечной нехватки времени?
При этом отсутствие брата или сестры меня в детстве нисколько не тяготило. Наверное, я даже не думал об этом. Рядом, часто и подолгу была бабушка, затем - присутствие мамы, папы, затем детский сад, первые годы учебы в школе - всё это, несомненно, было и осталось в жизни как часть моих воспоминаний о детстве. Но только часть. Другая часть детских воспоминаний - это дедушка. Он был отличным от всех человеком. Человеком такого типа, что и представить сложно.
А вот сейчас мне очень жаль, что у меня нет такого близкого человека как брат или сестра. Ведь это было бы так прекрасно.
И вот, когда Лёня женился на Ане и ушёл из дома, я остро почувствовала, как не хватает мне второго ребенка. Это, пожалуй, единственное, о чём я жалею. У меня тогда даже возникла мысль взять на воспитание малыша. Хотелось усыновить именно еврейского ребёнка. Я даже решила посоветоваться с Шурой и Тамарой, родственницей Шуры, которая была врачом-гинекологом. Долго обсуждали эту тему и пришли к мысли, что делать этого не следует: у Лёни и Ани скоро будет ребёнок, и моя помощь понадобится им.
Когда родилась девочка, то имя ей Лёня с Аней выбирали сами. Это немножко странная история. Анину бабушку, маму Шуры, звали Фира. Ребята хотели назвать дочку в её честь, но рассудили, что столь еврейское имя будет звучать слишком вызывающе, а вот Ира - это хорошо. Получалось, будто бы в мою честь. Меня даже спрашивали об этом, ведь не принято у евреев называть в честь живых, но нас в тот момент еврейская традиция мало волновала. Лёня даже сказал как-то: «Ну, и хорошо, пусть будет Ира, как будто в честь тебя». Ира, кстати, больше похожа на мою маму.
Леонид Невзлин
Когда родилась Ира, то мама и папа отнеслись к ней иначе, чем когда-то ко мне. Они уделяли Ире даже больше времени, чем мне - дедушка. Хотя, с другой стороны, дедушка очень много работал. Дед так Иру и не увидел: когда она родилась летом 78-го, он был ещё жив, но мы не смогли ему внучку показать. Он был тяжело болен, а везти грудного ребёнка в госпиталь Бурденко мы не хотели. Дед вряд ли мог в тот момент воспринять факт рождения внучки так, как ему бы этого хотелось. Он был в настолько тяжёлом состоянии, что мне и сейчас больно вспоминать об этом.
Дедушка - это вообще объект моей эмоциональной привязанности. Конечно, я привязан к родителям. Моя привязанность - это мои дети и мои родители. Я вообще очень редко привязываюсь к людям эмоционально. Дед - самая яркая и самая сильная моя эмоциональная привязанность. Больше, чем к маме с папой. Его фотография передо мной каждый день. Он очень рано ушёл. Очень рано - именно для меня. В неполные 74 года.
Дед сам свою болезнь, мне кажется, связывал с испытаниями на Байконуре. Он присутствовал на запусках, и, по его словам, тогда не очень-то заботились о защите. У деда начался астматический бронхит, и он, увы, прогрессировал - ведь в Москве не самый лучший климат. Он хорошо себя чувствовал в степных сухих местах. Ездил лечиться в санаторий в Феодосию. Влажные же места типа Ялты или Мисхора ему были противопоказаны.
Из-за частых спазмов и проблем с дыханием его перевели на гормональное лечение. Надо было, в принципе, всё бросать и ехать в степной Крым - жил бы ещё сто лет. И дед это понимал, но продолжал работать. И это было для него главным.
Прошло какое-то время и началось. Его лицо... Гормоны при регулярном применении оказывают сильнейшее влияние на организм: лицо отекает и становится «лунообразным», ухудшаются показатели крови. Он терпел, сколько мог. А потом... В 1978 году у него диагностировали один из видов рака крови - миеломную болезнь. Это тяжелое заболевание, начинается как радикулит, люди страдают от боли в спине, в позвоночнике. Кости становятся хрупкими настолько, что человек, перевернувшись в постели, может что-нибудь себе сломать. Когда деда смогли обследовать, он уже был на стадии, когда ломаются кости.
Мне сказали, что он болеет. Диагноза я, конечно, тогда не знал. Это был период, когда я стал уже большим мальчиком. У меня в это время был институт, появилась семья, и плотного общения с дедом не было. Мы оба прекрасно помнили наши совместные прогулки. Шёл дед, а рядом шёл я. Я задавал вопросы, он отвечал, но это время ушло. Время ушло, а память осталась. Мой дед подарил жизнь моей маме, а мама с отцом подарила жизнь мне. Это может прозвучать странно, но именно это я стал понимать довольно рано. Понимать и осознавать...