Моя жизнь и взгляды - страница 3

В течение последних двух десятилетий, и в особенности после своего выхода в отставку по возрасту в качестве профессора натуральной философии (физики) в Эдинбурге, Макс Борн всё больше и больше отдавал свою энергию на решение сложных проблем, которые поставили перед нашим обществом применения науки, и в особенности реальное и потенциальное применение ядерной энергии в мирных и военных целях.

Борн, по существу, озабочен двумя главными вопросами, которые ставятся в разных формах. Во-первых, могут ли человеческие дела решаться без применения силы? Во-вторых, может ли быть преодолён нынешний упадок этики и морали? Иными словами, говоря попросту, есть ли для человека в будущем какая-либо надежда?

В первом очерке на эту тему «Эволюция и сущность атомного века» Борн сообщает читателю основные научные факты и теоретические сведения, позволяющие понять причины разрушительной силы ядерной энергии. От простой защиты лозунга «запретить атомное оружие» Борн подводит читателя к положению, что «человечество может быть спасено лишь в том случае, если оно раз и навсегда откажется от применения силы». Во втором очерке «Человек и атом» Борн исследует связанный с этой проблемой вопрос, является ли развитие науки и основанной на ней техники исторической закономерностью, «неизбежной необходимостью, подобно естественному закону природы». Если это так, тогда не много смысла было бы «в наших усилиях направлять технический прогресс и ставить ему разумные цели». Так Борн вполне естественно приходит к постановке следующих вопросов: «во-первых, вопрос о существовании закономерностей или законов истории, поскольку научные исследования и технология суть явления исторические; во-вторых, это древняя проблема соотношения необходимости и свободы». Борн отвечает на эти вопросы, «с точки зрения философски мыслящего физика», новым и совершенно неожиданным способом, и его ответы имеют величайшее значение для всех, кто в какой-то мере озабочен проблемами истории или социальными исследованиями. У читателя не остаётся сомнений в искренности Борна, когда он в другом своём очерке, «Европа и наука», говорит, что «этические проблемы, возникшие в связи с громадным ростом могущества, доступного человеку, пожалуй, ближе моему сердцу, чем научные и политические проблемы». Поэтому среди целей, ради которых были написаны эти очерки, одной из главных была задача предупредить всех людей — не только политических лидеров, — что «огромную опасность для будущего представляют собой люди, отказывающиеся признать, что новый век, на пороге которого мы теперь стоим, в корне отличается от всех прошедших эпох».

Позиция Макса Борна колеблется между мрачным пессимизмом отчаяния и надеждой, свойственными тем, кто воспринимает реальность такой, какова она есть, и видит возможные перспективы — каковы бы они ни были, — которые готовит нам будущее. В этих очерках встревоженный читатель не найдёт лёгкого пути предотвращения угрозы, нависшей над нами с времён Хиросимы и Нагасаки. Но Борн отличается от многих коллег-учёных глубиной философского понимания сути вещей. Так, например, в очерке «Символ и реальность» он предупреждает нас быть осторожными в том смысле, чтобы «научное абстрактное мышление не распространилось на другие области, в которых оно не приложимо», и помнить, что «человеческие ценности не могут целиком основываться на научном мышлении». Дело в том, что, «сколь ни привлекательно для учёного было бы абстрактное мышление, какое бы оно ему ни приносило удовлетворение, какие бы ценные результаты оно ни давало для материальных аспектов нашей цивилизации, чрезвычайно опасно применять эти методы там, где они теряют силу, — в религии, этике, искусстве, литературе и других гуманитарных сферах человеческой деятельности».

В чём же тогда состоит особая роль учёного? Частичный ответ на этот вопрос дан в очерке «Благо и зло космических путешествий». Борн заключает, что так называемые космические путешествия (на самом деле не путешествия в бесконечное пространство Вселенной, как таковые, а лишь в лучшем случае «проникновение в планетарную систему») представляют собой «триумф интеллекта, но одновременно и трагическую ошибку здравого смысла». Этот блестящий афоризм разъясняется следующим положением: «Интеллект отличает возможное от невозможного; здравый смысл отличает целесообразное от бессмысленного. Даже возможное может быть бессмысленным». Нам не обязательно соглашаться с Борном о том, что для науки нет пользы в современных исследованиях космоса или по крайней мере пользы, соизмеримой с колоссальными затратами на эти исследования. Но никто не станет отрицать, что он прав, заявляя, что космическая гонка ныне стала «символом соперничества между великими державами, оружием в холодной войне, эмблемой национального тщеславия, демонстрацией силы». Поскольку космические исследования имеют целью получение военных преимуществ, Борн считает, что космические исследования «используются непосредственно в целях подготовки к войне и являются опасной игрой».