Музыкальный подвал - страница 17
Но Вадик тоже не годится. Вадик сидит в своем городке, чем-то занимается, может быть, пишет роман или хотя бы повесть…
Впрочем, это и не важно, кто там и куда едет. Какой-то лирический герой.
А вот интересно, что бы она сделала, если бы действительно приехал Вадик? Смешно. Это то же самое, если бы пришел Дед Мороз. Все это из детства. Мило, приятно, волшебно, только в Деда Мороза она уже не верит.
А если бы вернулся Андрей?..
«Ты едешь… а слезы щекочут мне горло…» — вдруг появилось продолжение.
Если бы Андрей вернулся, она бы…
«Стоп, — сказала Наташа. — Остановимся. Не хочу об этом».
И тут же появилась вторая строфа: «Ты едешь, а слезы щекочут мне горло, но, что бы судьба ни готовила мне…»
Опять судьба! Виана говорила о линии судьбы на ладони. Наташа рассматривала свою ладонь очень пристально. Какое-то прерывистое виляние из стороны в сторону. Ничего не поймешь…
Если бы он вернулся, она бы напоила его чаем. У нее есть хороший индийский чай. Крепкий, пахучий, янтарный… Она усадила бы его за стол и просто спросила:
— Ну, как живешь?
Она уже простила его. Да, простила. Маленький, глупый мальчишка, натворил глупостей, набедокурил… Разве на него можно обижаться?
Она была бы спокойна и рассудительна.
— А как в институте? Что пишет отец?
И он бы понял, что все уже прошло. Она просто другой человек. За что ей на него обижаться? У них было так много хорошего. Она ему даже благодарна.
— Как живу я? Хорошо. У меня все отлично. Мою семинарскую работу послали на конкурс. Иван Лукич платит мне премию «как лучшему работнику коммунальной службы вверенного ему участка».
И он сразу поймет, что ей без него удалось не умереть, она выжила, она даже очень здорово выжила.
— Да, я беременна. Уже на третьем месяце. Только ты успокойся, это не от тебя.
Это была бы единственная ложь. А все остальное — правда. Она прекрасно живет без него. Да ей вообще никто не нужен. Как сказал Андрей Платонов, беседа вдвоем — удовольствие, а беседа с самим собой — труд. Ей понравился этот труд…
Ей никто не нужен.
Надо будет показать эти стихи Саше. Конечно, у нее получается не так здорово, как у него. Поэзия, наверное, все-таки мужское дело. Впрочем, нет, Саше нельзя. С Сашей надо очень осторожно. Какой светлый и добрый парень! И как несчастлив. Это беда — любить безответно. Это не всем удается. Ей удалось.
— Вернуться? Ты сказал, хочешь вернуться?
Она не засмеется, нет, это было бы слишком грубо. Она тихо и грустно улыбнется:
— Поздно. Все уже позади. Теперь мне никто не нужен. Никто…
Кореец ушел на свои политзанятия, и можно было включить радио, послушать «буржуазную» музыку…
Несчастные люди, эти северные корейцы. Андрей никогда не служил в армии, но именно так он представлял себе солдатскую муштру.
Кореец засыпал часа в три ночи. Листал и листал словарь русского языка. Методика изучения русского у корейцев была простая — за неделю надо выучить все слова на одну букву. Вот бедняга Чен и листал словарь. А вставал в шесть утра, потому что все корейцы института в это время занимались зарядкой. Был там у них главный, он по нескольку раз на дню приходил проверять Чена, что-то строго ему выговаривал, а тот согласно кивал, стоя по стойке «смирно». У всех на груди значок с портретом «дорогого и любимого вождя товарища Ким Ир Сена».
— А что, он правда такой мудрый? — как-то спросил Андрей не без иронии. И тут же пожалел.
На глазах у Чена появились слезы умиления, правда-правда, и он, путая русские слова, минут двадцать говорил о вожде. Совал Андрею какой-то толстенный том.
— Почитать необходимость! Это описание биографии! — горячился Чен. Он доставал из своего чемодана вещи и показывал Андрею бирочки на каждой.
— Подарок любимого вождя! — хвастался кореец.
Оказывается, всем, кто ехал учиться в Союз, вождь подарил все, начиная от одежды и кончая шариковой ручкой. Об этом и свидетельствовали бирочки.
— Это самые лучшие вещи мировой планеты! — говорил Чен.
«С ума сойти, — думал Андрей. — Разумный, взрослый человек… Во что же можно превратить нацию! Ужас!»