Мы были мальчишками - страница 23
А сегодня, дорогие мои Вера и Вася, состоялось партийное собрание и на нем обсуждалось мое заявление о приеме в кандидаты. Я так волновался! Но прошло все нормально. Выступали коммунисты, говорили обо мне, и я поразился, как хорошо они знают меня. Хвалили и ругали немного за то, что я горячусь в бою, спокойствие теряю. А как его не терять, когда фашисты столько беды на родную мою землю принесли! Я как только увижу их, фашистов, так мне будто огонь в сердце плеснут — так оно загорится от боли и ненависти. Вот тогда и становишься каким-то незнакомым самому себе, только и думаешь, как побольше этих зверей на тот свет отправить…
На собрании я заверил товарищей, что исправлю недостатки в своем характере, буду вести себя хладнокровно, как подобает опытному солдату. И за меня проголосовали единогласно.
После собрания подошел ко мне политрук и поздравил: «Теперь ты, боец Смелков, не просто боец, а кандидат в члены ленинской партии большевиков — поздравляю. — И спросил: — Как там, дома, жена, дети? Давно писал им?» — «Давненько… Некогда все». — «Это плохо. Сейчас же садись и пиши».
Вот все о самом главном.
Погода стоит у нас плохая. Пишу, а по небу тучи ползут, где-то гром погромыхивает, капли дождя шлепаются вокруг. Наверно, будет великая гроза и промочит она меня до костей. Но я не боюсь сырости и простуды.
Ну, до встречи, мои любимые. Обнимаю вас крепко-крепко. Ваш папка».
В конце письма приписка:
«Василий, сын! Ты уже большим стал. Помогай маме, береги ее — она у нас одна, наша мама. Будь мужчиной! Никогда, даже в самые трудные минуты, не теряй голову, будь тверд сердцем — в жизни много неожиданностей. Всему народу нашему нелегко сейчас — посмотри внимательно вокруг и ты увидишь. И помни всегда и везде: мы обязательно победим, слышишь, — обязательно! Но для этого каждому из нас, и тебе тоже, нужно много работать. Подумай, чем ты можешь помочь мне, нашим бойцам, чтобы приблизить победу… Я не буду подсказывать тебе — подумай сам, ты уже большой. Надеюсь и верю, что ты никогда не подведешь своего папку».
Я положил письмо на стол, ладонями разгладил листки на сгибах. И думал растерянно и смущенно: «Как это, «приняли кандидатом в члены партии большевиков»? Разве в партию не сразу принимают?.. И про погоду зачем-то пишет… А что я могу сделать, чтобы скорее кончилась война, чтобы мы победили? Что?..»
Мама молчала, лицо ее сделалось суровым и задумчивым — давешней светлой радости, так красившей ее, как не бывало. Смотрит широко распахнутыми глазами и окошко — не моргнет и, конечно, ничего не видит там, погруженная в свои мысли.
За окном сгущалась темень ночи. На небе проклюнулись первые робкие звездочки — вот-вот погаснут. Пламенел край горизонта, как кляксами заляпанный обрывками черно-фиолетовых туч — там укладывалось на покой утомленное за длинный день солнце. Светло-розовая полоска, отделяющая небо от земли, постепенно сужалась, темнела, будто остывала, покрываясь пеплом. Прошло некоторое время, и она угасла совсем, и звезды на небе сразу стали ярче и крупнее. Через дорогу, в окнах Пызиного дома, зажегся электросвет, и, перечеркнутые переплетами рам, на тротуар легли желто-белые, неправильной формы квадраты.
Неслышно поднялась мама, легкой тенью проплыла по комнате и скрылась в спальне. А я сидел и думал о письме отца. Что-то неясное и томительное, не до конца понятное было в нем для меня. Что, ну что? Казалось так: сказали мне что-то очень большое и важное, сказали на чистом русском языке, а до меня не дошло, словно я разучился понимать язык родной земли. Может быть, такое ощущение появилось потому, что в письме отец что-то не договаривает.
Вдруг я подумал: а к чему папка написал о погоде? И написал неправильно, в природе так не бывает: «тучи ползут, гром погромыхивает, шлепаются капли дождя», «будет гроза и промочит она меня до костей»… Ошибка? Ну нет, папка такой наблюдательный, что ошибки не допустил бы… Нет, гроза не так начинается, как он пишет, а по-другому: наплывают черные тучи, тяжелые, неповоротливые, низкие — вот-вот на землю от тяжести рухнут, тихо-тихо становится вокруг, а потом откуда-то вдруг пахнёт холодом, рванет шквал ветра, промчится по улицам, скручивая и ввинчивая в небо пыльные столбы, грянет гром, словно небо расколется на куски, и хлынет обвальный теплый дождь, зальет дворы и подворотни, по сточным канавам запенятся целые речки… А у папки не так и не то… Не то… Но что же тогда?.. «Я не буду подсказывать тебе — подумай сам…» Это тоже его слова и тоже не совсем понятные…