Мы были мальчишками - страница 7
— Сама резать будет — только за ручки держись. Начнем?
— Начнем, — соглашался я, предчувствуя что-то радостное и азартное.
Мы взваливали на «козлы» бревно, отец делал топором метки на нем, чтобы чурбачки получались одного размера, и начинали работать. Бодро и как-то ехидненько, будто поддразнивая, звенит и шипит пила, выплевывает желтые, остро пахнущие опилки…
Иногда я увлекался, и тогда отец поправлял меня:
— Не дергай пилу, веди ровно… И не разевай рот, когда дышишь… Разинул шире варежки… Так ты много не наработаешь. Спешить не нужно. Носом ты воздуха больше возьмешь, чем ртом… А ну-ка попробуй.
Я пробовал. Сначала было трудно, так и хотелось раскрыть рот пошире, глотнуть воздуха побольше, а потом незаметно становилось легче и удобней — оказывается, и верно: носом воздуха берешь больше… Это меня поражало: две маленькие дырочки и одна большая, разница внушительная, а результат прямо противоположный. Отец смеялся над моим недоумением, хитро посверкивал глазами:
— Ты смотри внимательней вокруг, запоминай, примечай. В природе все совершенно, особенно же в человеке… Вот, скажем, почему у него не три, а две руки? Попробуй представить человека с тремя руками…
Я представил и рассмеялся:
— Третья мешала бы… И некрасиво это…
Отец смотрит на меня с одобрением:
— Вот то-то и оно, и неудобно и некрасиво… А вот четыре — хорошо, полная гармония.
Глаза у отца — хитрющие, в них бегают веселые искорки.
— Это — как?
— А ноги-то — те же руки…
— Ну да-а… — недоверчиво тяну я. — Ты скажешь…
И отец начинает мне рассказывать о том, как человек стал человеком с двумя руками и с двумя ногами. Рассказывал интересно, образно — вся эта история так и стояла перед моими глазами. Я представлял себе большое, обросшее жесткой шерстью животное, которое ловко лазает по деревьям, хватаясь четырьмя руками за сучья; потом это животное сошло на землю и начало учиться ходить, а научившись, начало работать двумя руками…
— Понятно? — спрашивает отец и добавляет: — Не все так просто, как кажется на первый взгляд. Потребовались миллионы лет, чтобы человек стал человеком… Ну, отдохнули, давай работать дальше…
…У Арика начинает что-то получаться. Он расколол чурбачок на поленья и приступил ко второму. С этим он провозится дольше — сучковатый. Такие чурбачки нужно брать умеючи. Арик старается обойти сучок, бьет топором там, где его как будто и нет. Так когда-то делал и я. Отец заметил:
— Так ты все руки отмотаешь, а толку мало будет… Смотри, как нужно…
Он взял из моих рук колун, приноровился и ударил именно по тому месту, по которому, мне казалось, бить было бессмысленно — в самую середину сучка. Чурбак недовольно треснул, пискнул и нехотя распался надвое.
— Вот так, — сказал отец. — А теперь давай посмотрим, что он из себя представляет этот сучок… Видишь, как он прошил все дерево, словно в узелок связал? Если будешь тюкать вокруг да около, узелок не развяжешь, его нужно рассекать надвое, точно по середине. Ведь и сучок — это маленькое деревцо на большом дереве, и оно тоже колется вдоль. Понятно?.. На, попробуй сам.
Я взял топор и убедился: отец прав.
Арик этого не знает, и поэтому чурбачок с упрямыми сучками ему не поддается, сопротивляется. Незадачливый дроворуб сопит, отирает рукой пот со лба, плюет на ладони, будто это поможет, дергает за топорище, стараясь выдернуть завязший в дереве топор, вновь замахивается, и опять у него ничего не получается.
Пызя качает своей круглой, поросшей редким серым волосом головой и начинает откручивать колпачок у масленки. Бормочет:
— Очень ладно… Ну, ин посмотрим…
Он, кажется, доволен, что Арька никак не может справиться с таким пустяком, как обрезок бревна, а я, глядя на его длинноносую физиономию, начинаю злиться. Арька ничего слушать не хочет, ему надо показать, убедить делом.
— Не так ты, Арик, дрова колешь. Вот посмотри…
Беру обрезок, над которым он только что пыхтел, прицеливаюсь на сучок и взмахиваю колуном. Чурбак со звоном разлетается надвое — дерево хорошо просохло на летнем солнцепеке.
— Видел? — говорю я Арику. — Бей через середку сучка…
— А шти! Шти! Шти! — чихает Пызя и в такт звукам клюет длинным носом.