Мы не сеем колючек - страница 17

Девочка оторвалась от созерцания румяных пончиков. Пора бежать за бобами к Мансуру. За опоздание хозяйка отлупит, да так здорово, словно родилась мужчиной. Казалось бы, Сейида достаточно натерпелась от мачехи. Но расправы Даляль не шли ни в какое сравнение с жестокостью новой хозяйки.

В лавке Мансура сияла медь — котлы, подносы, миски. Гудели примусы. Клубы пара и дразнящие запахи разжигали аппетит. Хозяин метался среди котлов, орудовал шумовкой, наполнял посудины, протянутые покупателями, получал пиастры и бросал их на тарелку. Неподалеку от прилавка в большой медной кастрюле кипело масло и жарилась таамия[8]. Рядом стоял медный поднос с готовыми лепешками, посыпанными бидонисом[9]. Пряный запах этого простонародного яства щекотал ноздри.

— На пиастр бобов, дядя Мансур! — крикнула Сейида, протискиваясь сквозь толпу ребятишек — обычных ранних покупателей, и метнула миску на прилавок.

— Куда торопишься? Не на пожар.

Взгляд девочки не мог оторваться от таамии. Эх; будь у нее два миллима, она смогла бы съесть парочку этих соблазнительных лепешек! А если тихонько протянуть руку и взять одну лепешку? Никто и не заметит: Мансур раскладывает бобы, его сын следит за огнем, ребята спешат поскорее заплатить, получить свои миски и бежать обратно. Это же так просто — схватить лепешку и спрятать. Ну, смелее! А если кто и увидит, что тебе сделают? Побьют? Не привыкать. А вдруг позовут полицейского, тот потащит ее в участок, и один Аллах ведает, чем это кончится. Нет уж, лучше поостеречься.

Девочка вновь протянула миску.

— Сколько можно ждать, дядя Мансур?

— Потерпи, торопыга!

Аромат таамии продолжал дразнить аппетит. Пальцы невольно потянулись к подносу. Вот она уже дотронулась до лепешечек. Схватить одну? Если Мансур заметит, то, наверное, лишь прикрикнет: «Убери грязные руки!» Желание становилось непреодолимым. Не было сил отдернуть руку от подноса, и вот уже лепешка в ладони — теперь скорее уйти! Сейида вновь позвала хозяина:

— Я больше не смогу ждать, дядя Мансур!

Наконец лавочник взял ее миску, получил свой пиастр, положил бобов, и девочка стремглав кинулась прочь. Теперь она могла спокойно насладиться своей добычей. А может быть, протянуть удовольствие и отложить до завтрака? Таамия скрасит надоевшую похлебку. Только что сказать Умм Аббас, если она увидит? Да нет, вряд ли это случится — ведь Сейида всегда ест отдельно, на кухне…

В сомнениях и раздумьях Сейида подошла к дому и поднялась по лестнице. Хозяйка встретила ее, кипя от гнева:

— Где это ты пропадала?

— У Мансура.

— А почему так долго?

— Народу было много.

Хозяйка взяла миску, заглянула в нее и подозрительно спросила:

— Сколько здесь?

— На пиастр.

— Ты всегда приносила больше.

— Аллах свидетель, я заплатила, как обычно.

Хозяйка поставила миску на стол, ухватила Сейиду за руку и в сердцах дернула.

— Скоро будешь полпорции носить!

От сильного толчка в спину Сейида не удержалась на ногах, растянулась, и лепешка таамии упала на пол. Увидев это, госпожа Бараи чуть не задохнулась от злости:

— Ты купила себе таамию на мои деньги?!

— Клянусь, я не взяла ни миллима!

— Ах ты, лживая тварь! Откуда же тогда таамия?!

— Дядя Мансур дал просто так, — едва нашлась бедняжка.

Хозяйка дошла до вершины своего праведного гнева. Мало того, что эта мерзавка ее обманывает, она еще и упорствует. Жесткие пальцы вцепились Сейиде в волосы.

— С каких это пор Мансур раздает свой товар? Уж не хочешь ли ты сказать, будто он влюбился в тебя?

Тяжелый кулак обрушился на голову девочки. Сейида завопила от боли. Шум разбудил Аббаса.

— Мать, что тут происходит?

— Не гневи Аллаха, старая! — крикнул Бараи из ванной.

— Она на наши деньги купила себе таамии! Воровка! А мы-то ее приютили и пригрели!

— Ты и вправду облапошила мать? — оживился Аббас.

— Клянусь всеми святыми — нет!

— Откуда же у тебя таамия?! — опять заорала хозяйка. — Может, с неба свалилась?

Девочка лихорадочно искала, что бы такое придумать поубедительнее. Ведь надо же как-то выкручиваться.

— Понимаете… Я…

Однако ничего нового в голову не приходило, и Сейида ухватилась за прежнюю выдумку:

— Дядя Мансур сам мне дал!