Мы отстаивали Севастополь - страница 40
Наконец мы подъезжаем к подножию Инкерманских высот.
У самой оконечности Северной бухты, на северном обрывистом склоне, монахи когда-то выдолбили в твердом известняке кельи. Они были сооружены без всякого архитектурного плана и представляли собой пещеры размером от 8 до 20 квадратных метров с низкими куполообразными потолками и с узкими щелями вместо окон. Прежние обитатели в холодное время года отапливали эти помещения первобытным способом — кострами или открытыми камельками, поэтому стены и потолки келий покрылись толстым слоем копоти.
Вот в этом пещерном монастыре Анна Яковлевна Полисская и развернула свой бригадный медпункт. Он был хорош тем, что никакая бомба не могла пробить многометровую толщу скалы. [88]
— Как же забираться туда, в эти ласточкины гнезда? — задрав вверх голову, с недоумением спрашиваю я.
— А вот по этому трапу, — указывает Будяков.
Наверх ведет узкая крутая лестница, высеченная в скале.
— Позвольте, а как же вы заносите туда раненых?
— Тяжелораненых поднимаем на блоках при помощи ручной лебедки, — пояснил Будяков. — Краснофлотцы сами соорудили это приспособление. Механизмы и тросы они сняли с одного из подбитых транспортов.
Забравшись наверх, мы увидели целую анфиладу комнат, освещенных тусклым огнем керосиновых ламп. Санитары на каменный пол постелили солому, покрыли ее сверху чисто вымытым брезентом, а стены и потолки побелили известью.
Анна Яковлевна знакомит меня со своим хозяйством, с организацией работы на медпункте, начиная от приема раненых до их эвакуации или возвращения в строй.
— Да у вас тут не только медпункт, но и хороший наблюдательный пост!
Мы стоим у одного из импровизированных окон. Отсюда видно, как взлетают ракеты за нашим передним краем.
В перевязочной светло: горят маленькие электрические лампочки. Источником тока служат автомобильные аккумуляторы. Кето Хомерики и Ася Гасанова в белых халатах и колпаках, с марлевыми повязками на лице сосредоточенно работают у операционного стола.
Укутанный простынями боец сдержанно стонет.
— Потерпи, голубчик, сейчас все закончим, — успокаивает его Кето. — Ты такой молодец, что до свадьбы все заживет.
— Ой, не до свадьбы мне, сестрица. А если выживу, так сначала Гитлера похороню, а потом свадьбу сыграем.
У юноши рваная рана правого предплечья, и, кроме того, он жалуется на сильную боль в позвоночнике.
— Как тебя зовут, герой? — спрашиваю я.
— Ковшарь Василий, из шестнадцатого батальона...
— Крепись, Василий, придет время — и до Гитлера доберемся. [89]
Ковшарь, повернув голову, посмотрел на меня с еле заметной улыбкой на лице, узнал.
— Товарищ полковник, а я сегодня живого немца видел. Бреду раненный на перевязочный, гляжу: сидит на земле сукин сын. Снимаю винтовку с левого плеча (правое-то перебито). А немец обеими руками протягивает мне автомат: возьми, дескать, и что-то лопочет по-своему. Тогда заметил я, что он тоже ранен, ноги у него в крови. И, знаете, жалость взяла. Может, простой рабочий или крестьянин. Одурманили фашисты его и погнали с автоматом против нас. — Ковшарь помолчал немного. — Одна беда, что прозревают эти немцы, только когда по шее покрепче им дашь. Вот и приходится нам бить их смертным боем для их же пользы: авось очухаются и людьми станут. Встретил я наших санитаров, попросил их: подберите немца. Сейчас здесь он лежит, наши врачи лечат его. Человек ведь все-таки...
Рассказ матроса прерывался стонами. Изрядно его покалечило в бою. И я подумал: какое большое и великодушное сердце у наших людей. В бою они люты, беспощадны к врагу, нет предела их справедливой ярости. И в то же время с трогательной заботой относятся к каждому подобранному ими раненому немецкому солдату, потому что видят в нем уже не врага, а просто несчастного, обманутого человека.
В палате легкораненых идут оживленные разговоры о вчерашних боях на Мекензиевых горах:
— Сильно минами бьет немец. Если бы не мины, крышка была бы ему.
— Но штыкового удара боится, убегает.
— А вот гранаты их летят дальше потому, что на длинной ручке.
— Зато она взрывается не сразу, и если не растеряешься, так эту же гранату подхватывай, бросай обратно, она как раз и разорвется у немца.