Мы отстаивали Севастополь - страница 45

— Товарищ комбриг, вас вызывают.

— Что у вас? — слышится встревоженный голос генерала Коломийца.

— Идет усиленный обстрел высоты 137,5 и пулеметная стрельба на флангах, ожидается атака.

— Противник перешел в наступление по всему фронту, — звенит в трубке голос генерала. — Не отступать ни на шаг! Сейчас вызываем поддержку артиллерии кораблей.

— Вот что, товарищи, — обращаюсь я к присутствующим. — Здесь всем нечего делать. Остаться на КП полковнику Кольницкому и старшему лейтенанту Сажневу, а остальным всем на передовую. Я пойду в четвертый батальон, полковник Ищенко — в первый, майор Полонский — в третий.

Уже совсем светло. Легкий ветерок доносит с севера запах пороховой гари. Грохот боя перекатывается волнами. Начинается где-то в долине реки Черной, приближается к нашему фронту, потом удаляется в сторону [99] Камышловского моста, достигает Мамашая и снова возвращается к нам. Взрывы то глухие и раскатистые, от которых сотрясается земля, то резкие — с визгом и свистом.

Высоко в небе — стаи самолетов. Они кружатся над Севастополем и бухтами, пикируют и уходят на север, сопровождаемые разрывами зенитных снарядов.

Связной от четвертого батальона, уже немолодой краснофлотец, забегает вперед меня, всматривается, потом дает знак рукой: можно продвигаться. Часто близко от нас падают мины. Заслышав их свист, прижимаемся к земле, а после разрыва снова спешим вперед.

Навстречу нам показались два бойца. Один, здоровый, поддерживает другого, обняв его. Тот бледный как полотно потихоньку стонет, из его правого бедра сочится кровь.

— Какого батальона? — спрашиваю бойцов.

— Четвертого, — отвечает здоровый. — Бьет, сволочь, по нашему батальону что есть силы... Вы поаккуратней, тут вот будет открытое место, он простреливает его.

— Побейте их, гадов, и за меня, — просит раненый.

— Ладно, идите скорее, — торопит их связной. Немного спустя он говорит:

— Здесь надо переползать, товарищ полковник. Метров тридцать ползем по открытой местности, кругом свистят пули, взрыхливают около нас землю.

Командный пункт капитана Гегешидзе размещен в лесу. Значительная часть деревьев срезана минами и снарядами, торчат обезображенные стволы, валяются сломанные ветки. Свежие воронки подернуты сероватым пеплом. Связной прикладывает почерневшую ладонь к свежей земле, говорит:

— Горячая, только что разорвалась.

На командном пункте батальона застаю одного начальника штаба старшего лейтенанта Матвиенко. Он кричит в телефонную трубку:

— Правее высокого дерева — пулеметная точка, туда надо вести огонь, а вы стреляете левее дерева. Что же вы делаете?!

Увидев меня, Матвиенко кладет трубку и докладывает:

— Капитан Гегешидзе в одиннадцатой роте. Там много побито наших, убит старший политрук Лешаков, [100] военком батальона. Немцы здорово навалились на наш участок. После огневого налета немецкая пехота поднялась и пошла в атаку на центр высоты, как раз против одиннадцатой роты. Комбат Гегешидзе и военком Лешаков бросились туда и лично руководили контратакой. Лешаков в этой схватке и был убит. Атаку отбили, но заметно, что немцы опять концентрируют силы против нас. Пользуясь тем, что бой стих, Гегешидзе распорядился дать бойцам завтрак. В окопы доставлен горячий чай и белый хлеб. Я сижу в окопе и прислушиваюсь к разговорам.

— Смотри внимательно, Вася, в случае чего отстреливайся, а мы похарчим, — наказывают товарищи снайперу десятой роты Василию Самойлову, который сейчас дежурит за все отделение. Самойлов внимательно смотрит вперед. Винтовка лежит на бруствере заряженная. Снайпер поводит глазами вправо и влево, но не шевелит головой, чтобы не заметили немцы.

Бойцы отделения, кто стоя, кто сидя на цинковых ящиках из-под патронов, а кто просто присев на корточки, с жадностью пьют чай и разговаривают. Только один из них сидит молча и не прикасается к еде.

— Слушай-ка, дружок, что это ты задумался и чай не пьешь?.. — спрашивает кто-то из краснофлотцев.

— Да так, не хочется.

— Загоревал о своем товарище, — догадывается пожилой боец, который привел меня. — Что ж поделаешь, друг? Отвоевался он, товарищ твой, а нам еще драться придется, силы надо восстанавливать. Вон сколько ее там, фашистской сволочи. Надо выстоять и за дружка твоего отомстить, а не поешь, и сил не хватит.