Мятеж - страница 13

стр.

Превиос криво усмехнулась.

– Подавляющая часть нервной ткани головоногих содержится в их кожных покровах, где она управляет люминофорами, на, по крайней мере, двух мирах известны виды в предразумных фазах, потерявший конечность головоногий может отрастить новую, причём собственно голову с находящимся там мозгом – вообще проще простого, ампутированная же часть потом вполне может прижиться, если её правильно пришить обратно, успешно срастись нервной тканью со своим носителем, в том числе новым, теперь понимаете, к чему я клоню, советник, как ведёт себя при этом его субъективное сознание?

– Вы тем самым утверждаете, что сознание вовсе не дискретно и даже не дробно, а кусочно-непрерывно.

– Именно, даже у нас, первичноротых хордовых, с этим всё сложно, наши субличности – доказанный механизм адаптации, более того, когда тот же астрогатор Ковальский управляет станцией, это делает не столько он сам, сколько его специализированное альтер-эго, которое в нём вырастили годы тренировок, и если не давать ему появляться на астростанции «Эпиметей», субличность со временем уйдёт в тень и частично рудиментируется, остальная часть неокортекса40 мутирует в нечто иное, в таковой субличности уже не нуждающееся вовсе, причём безо всяких физических манипуляций с нервными тканями и тем более суггестивных приёмов, если подумать, человек задолго до своего взросления как вида научился запросто выращивать себе естественные нейропротезы, просто искусственные иногда эффективнее.

– Так, может, и вас можно заменить таким протезом?

– Советник, будьте выше своих предубеждений, зачем один протез заменять другим, когда можно вместо этого вновь отрастить себе новую ногу.

Ковальский тряхнул головой и, пробормотав извиняющееся «ой, что-то я, пожалуй, пойду», двинулся к выходу. От этого разговора у него уже болела голова.

Позади него двое даже не заметили его ухода, вдогонку ему неслись какие-то совсем невнятные обрывки про «вечность» и «время смерти».

«Да ну вас», – бурчал себе под нос Ковальский. Надо пойти, просмотреть свежие реконструкции сейсмограмм. Видимо, субличность оголодала. Посмеиваясь себе под нос, Ковальский снова нырнул в операторский ложемент, разворачивая проекцию.

Перед ним до самого ядра тянулась симуляция ячеистой структуры конвективных зон Альционы D. Огромные и недвижимые, простирающиеся на четверть лимба, по мере продвижения лучистой энергии сквозь толщу плазмы, каковое занимало у отдельного фотона много десятков лет, ячейки постепенно теряли свою правильную шестигранную форму, всё больше дробились, приближаясь к хромосфере подвижным бульоном пузырящейся массы, несущейся к поверхности на скорости, почти равной скорости звука в плазме.

Иногда этот естественный предел оказывался даже превышен, в таком случае, не поленившись задрать голову, астрогатор мог бы наблюдать над собой фонтан эрапции41. Ну, если бы успел вовремя убраться с его пути.

Протуберанцы этого типа могли в себе нести несколько масс приличного газового гиганта – немыслимая энергия, попусту распыляемая в пространство, дабы впоследствии обогатить местное Облако Оорта42 очередной порцией промёрзшего водорода пополам с гелием.

А потому – постоянно следить за ячейками и предвидеть их поведение как раз и было основной заботой дежурного оператора станции, в данном случае – его, Ковальского, заботой.

Но это было скучно, поскольку бортовой квол с этим справлялся не хуже.

Ковальский перепроверил ещё разок надёжность закрепления якорей, поставляющих на «Эпиметей» энергию для генераторов, потом пробежался по каскадам квантово-спутанных инфоканалов на беспилотники, и уже после от нечего делать принялся разглядывать здешнее небо.

Что эти двое тут искали?

Ковальский повертел настройки проекции, надевая на карту местного скопления поляризационную реконструкцию нейтринных пульсаций. Ничтожные колебания всепроникающего поля могли рассказать детекторам станции много любопытного. Огромные – в декапарсеки величиной – амплитудные волны пробегали скопление насквозь туда и обратно, словно гигантские тени носились вокруг, незримые и неощутимые, пока когерентные пучки комплексных амплитуд вероятности, неспособные воплотиться в зримый объект субсвета, играли друг с другом в салки глубоко под пологом горизонта событий, чтобы однажды стать чем-то реальным, но, вероятнее всего, оставшись при этом бесконечно далёкими.