Мятеж в галактике - страница 8

стр.

Пайас нежно гладил ее и не спешил продолжать разговор. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими болью и горечью. Бети не виновата в том, что с ним случилось; она и в самом деле была всего лишь подростком, когда крисс проголосовал за изгнание его с Ньюфореста. Юная девочка ничего не могла противопоставить мощному давлению общества. Подлинными виновниками несчастья Пайаса были другие люди, гораздо старше ее, стоящие у кормила планетарной власти. Сейчас в нем шла внутренняя борьба: рассудком он понимал, что лучше бы отправить Бети домой и не бередить старых ран, но сердце и душа говорили ему, что нельзя отталкивать ее и возвращать в тот мир, где ей так плохо.

Когда ее рыдания наконец утихли, Пайас спросил:

— Крисс отменил тот декрет?

Бети печально покачала головой.

— Они не посмеют до тех пор, пока там заправляет Тас.

— Но ведь папа все еще герцог? — Несмотря на показное безразличие, Пайас внимательно следил по газетам за событиями на Ньюфоресте. Ему не попадалось сообщения о смерти отца, но ведь он часто отлучался на задания, к тому же Ньюфорест был довольно-таки провинциальной планетой. Перестановки в его правительстве редко становились главной темой новостей в Галактике.

— Он держится молодцом, — ответила Бети, шмыгая носом. Хотя крапчатая лихорадка не поддавалась излечению, это было вяло текущее заболевание, которое длилось годами, прежде чем убить свою жертву. — Ты ведь знаешь, какой он крепкий.

— Но Тас заправляет в криссе, — повторил Пайас ее слова.

— Тас заправляет повсюду, — сказала Бети. — Согласно Указу, он теперь является старшим сыном, который станет герцогом, когда папы… не станет. Папа слабеет с каждым днем, и его единственное занятие — борьба за жизнь. У него нет сил бороться еще и с Тасом. Тас же ведет себя так, словно он уже герцог — даже не герцог, а император. Если ты думаешь, что я преувеличиваю, тебе следовало бы на него взглянуть. Он настоящий диктатор, заставляющий всех делать и думать так, как он считает нужным. А любого, кто осмеливается противостоять ему, наказывает, иногда даже уничтожает.

— Почему об этом не доложили в Службу Имперской Безопасности? Насколько я знаю, Императрица не жалует подданных, которые слишком отклоняются от генеральной линии. Она не потерпела бы столь вызывающего поведения, если бы была поставлена в известность.

Бети покачала головой.

— Никто не осмелится послать такой доклад. Тас, похоже, знает обо всем, что происходит на планете. Я не знаю, как ему это удается, у него не так много шпионов, но он просто знает, и все — и людям, выступающим против него, становится очень несладко.

Слегка отстранившись, она посмотрела Пайасу в глаза.

— Что с ним случилось? Я не понимаю. Вы с ним всегда были моими старшими братьями, людьми, к которым я могла побежать и пожаловаться, если падала и ушибалась. Тас всегда был таким жизнерадостным, придумывал новые игры. В нем не было этой жестокости. Такое впечатление, что какая-то его часть, та самая, что делала его человеком, попросту исчезла.

— Я знаю, что он всегда завидовал мне, потому что я был старшим сыном и любимцем папы, — задумчиво начал Пайас. — Зависть может превратить в чудовище даже самых достойных людей. Возможно, неопределенность собственного положения толкнула его на то, чтобы убрать меня со своего пути, но, когда и это не принесло ему облегчения, он сделался еще более жестоким, надеясь, что неограниченная власть заполнит вакуум в душе. Но никакая власть не сможет сделать этого; душу нужно лечить изнутри, а не снаружи. — Пайас вздохнул. — Черт, я ведь не психолог. Я не знаю причин его состояния. Ясно лишь, что он страшно болен, я замечал это последнее время, когда был дома, но чем это вызвано, когда началось и как с этим бороться… этого я, хоть убей, не знаю.

— Его нужно остановить, — сказала Бети с мрачной решимостью. — Вот почему я приехала сюда, чтобы разыскать тебя. Ты всегда умел справляться с ним. Из всех людей на свете он боится только тебя, и ты единственный, кто может отобрать у него власть. Законно, как старший сын…

— По закону я не старший сын, — с горечью ответил Пайас. — По закону, утвержденному криссом, я — никто. Меня не существует. Никто на Ньюфоресте не имеет права иметь со мной дела.