Мюнхен - страница 20
Однако Ян выкинул из головы Горжеца и словно на крыльях пролетел через Малостранские ворота моста. Вдалеке промелькнула знакомая фигура. «Маша», — узнал ее Ян и поспешил вдогонку, но тут же понял, что идет всего лишь за воспоминанием.
Дворец Роганского маленький и опрятный. Пан советник Опльт сидел совсем один в своем кабинете, но Яна не впустили. Плохо выбритый служащий пробормотал:
— Вам придется подождать, у пана советника совещание.
Ян ждал час, другой.
— Долго будет это совещание?
— Этого никто не знает. Я пойду посмотрю.
Служащий приложил ухо к дверям пана советника. Покачал головой:
— Еще некоторое время придется подождать.
На водосточную трубу дворца Ностицкого уселся дрозд и весело запел.
«Сегодня впервые дрозда я слышал свист…» — вспомнил Ян первую строчку своего давнего стиха о мартовских Петршинах[11].
Наконец его впустили в кабинет. Советник Опльт восседал в глубоком кресле, теребя рукой поседевшую ассирийскую бородку. Лицо у него было желтое, глаза раскосые.
— Прошу, — полным достоинства голосом произнес он и показал на кресло. — Мне о вас звонили от доктора Хроуста. Изложите ваше дело.
Ян подробно все рассказал. Он хотел бы работать в соответствии со своими знаниями и способностями. Он хотел бы заняться научной деятельностью, лучше всего славяноведением. Он женат, и у него есть ребенок.
Советник Опльт внимательно смотрел в угол, продолжая теребить бородку. Он не произнес ни слова. Дрозд на крыше пел. Чужеземные клены в саду напротив зазеленели в полуденном солнце. На белом шкафчике тикали часы.
Ян говорил обо всем, о чем, по его мнению, следовало рассказать этому бородачу, который, вероятно, как раз сейчас решает, можно ли допустить, чтобы Ян стал научным работником, или нет. Но почему бородач молчит и не задает ни одного вопроса?
Ян не знал, о чем говорить дальше. Бородач упорно молчал. Наконец Ян тихо спросил:
— Я могу подать заявление?
Доктор Опльт резко приподнялся, протянул через стол волосатую руку:
— Дождитесь письменного уведомления. Мое почтение.
Дрозд на крыше пропел: «Видишь, видишь, Мартину! Видишь? Ви…» И песня оборвалась.
Ян оказался на Кармелитской улице. Здесь находились, соседствуя, министерство просвещения и управление полиции. Просвещение и полиция!
«Дождитесь письменного уведомления», — повторял Ян на ходу, идя по мосту Легии к Национальному театру и насвистывая. Когда он проигрывал, то всегда насвистывал, чтобы успокоиться. «Дождитесь, — говорил он про себя, — с пятьюдесятью кронами, которые, может быть, переведут через неделю из «Путника».
Золотая часовенка сияла. Над Влтавой летали чайки. Люди поворачивались грудью навстречу веселому ветру, дувшему с реки, и с радостью вдыхали первые весенние запахи. Как прекрасен этот город!
Ян ожидал письменного уведомления. Оно пришло неожиданно быстро, через неделю.
Пан доктор Мартину должен был явиться в министерство просвещения и образования в кабинет номер 24 от 9 до 12 часов дня.
Дом, в котором находилось министерство просвещения и образования, тыльной стороной был обращен к Петршинам. Это был бывший монастырь с каменными и деревянными лестницами. В длинных коридорах раздавалось гулкое эхо шагов.
В отличие от пана советника Опльта пан советник Мацек, сидевший в кабинете номер 24, от посетителей не прятался. Никто не мешал им войти. Кто стучал и открывал дверь, сразу же оказывался перед паном советником.
Пан советник Мацек привстал из-за стола и протянул Яну худую руку. На глазах у него было золотое пенсне, через толстые стекла которого он смотрел как старый ястреб. Голос его раздавался над высоченным воротником как надорванная струна:
— Вы сдавали, пан доктор, государственные экзамены по педагогике?
— Нет, только экзамены на степень доктора.
— Жаль, эти докторские экзамены ни к чему. Доктора сейчас по Праге бегают стаями.
— Я знаю иностранные языки.
— Сегодня иностранные языки знают все… Пан советник министерства Опльт поручил мне ваше дело. Однако в университетскую библиотеку вы не попадете. Там уже превышено число штатных мест. Вы легионер?
— Я не хотел бы хлопотать о государственной службе по этой причине.