Мюнхен - страница 26
— Я попытаюсь.
— В красной печати?
— Может быть.
— Хорошо, но это не то. Град ведет борьбу с псевдопатриотической улицей и ее дирижерами в Марианском бастионе. Поэтому во имя своего погибшего друга Иржика, которого вы так любили, вам нужно идти с Градом. Мы на них пойдем с судом. Люди у нас до сих пор верят в суд. Ведь вы же не хотите, чтобы смерть этого вашего Иржика осталась неотмщенной, а пан доктор Горжец продолжал в секрете поддерживать связи с Гайдой и ждать момента, когда улица выгонит из Града Масарика? Вы хотите, чтобы на пражских улицах раздавалась стрельба? Хотите в тюрьму, куда наверняка посадили бы вас, меня да и всех нас? Не хотите? Ну вот видите… Я не могу заставлять вас. Подумайте.
— Если поможет эта история с оружием, я расскажу ее.
— Я знал, что вы разумный человек, — улыбнулся Самек. — Может быть, с этой революцией правы вы, может быть, я, не в этом теперь дело. Дело в конкретном вопросе. Разгромить фашизм, который, если можно так сказать, является пистолетом и кнутом реакции. Пусть у вас есть свои соображения, но теперь нужно идти всем вместе. Когда фашизм будет сломлен, мы снова сможем браниться по поводу хороших или плохих методов, которые, по причинам нам, видимо, неизвестным, применил Масарик против Народного дома[15], и так далее… Я думаю, то, что я говорю, политически верно.
— Об этом оружии я скажу публично… — решился Ян.
— Хорошо. — Самек подал Яну руку просто, как он это делал всегда. Но Ян рукопожатием давал клятву выполнить это трудное дело.
— Президент пригласит моих гостей к себе в Ланы. Восмик не поедет, у него дежурство в больнице, но вы приезжайте, — сказал на прощание Самек.
18
Перед ветхим ольшанским домом остановился новенький американский автомобиль с номером, свидетельствовавшим о его принадлежности к Граду. Ян Мартину сел в автомобиль. Пани Комаркова в восхищении стояла у ворот, из расположенного рядом трактира выглянул и зачмокал лысый трактирщик. В машине уже сидел поэт Йожа Шадек. Они познакомились. Шадек забился в угол, маленький, с симпатичными морщинками у глаз.
— Я впервые еду в Ланы, — тихо сказал он. — Масарика я еще не видел, я редко выхожу из дома.
Он сказал это, словно извиняясь, что едет в гости к главе государства. Ведь анархисты не признавали государство, но жизнь идет, люди стареют…
Машина выехала из города. Глазу открылись необъятные зеленые поля. Черешневые аллеи уже отцветали, земля пахла глиной. На горизонте дымились трубы Кладно. Жаворонки летали высоко в бледном небе. На порогах шахтерских домов лежала свежескошенная трава. Двери были украшены веточками берез. Был день святого Иоанна.
На развилке дорог они догнали колонну машин. Писатели ехали к президенту! Годура, Мрачек, Львичек, Карел Самек, Курц, Завржел, Йожа Шадек, Ян Мартину, а также врач Руда. Теперь наконец Ян увидит вблизи эти хитрые морщины под белыми усами!
— Я дезертир, — без всякого предисловия сказал он Шадеку. — Что вы на это скажете?
— Я это понимаю, — улыбнулся Шадек и ничего больше не сказал.
Машины въехали в поселок Ланы, проскользили около кладбищенской стены и завернули в липовую аллею, которая вела к замку. У будки их приветствовал постовой с винтовкой. На башенке замка развевался шелковый флаг. Был тихий праздничный день.
Гостей встретил секретарь президента и провел их в комнаты. За ними шли камердинеры в коротких фраках.
Секретарь обратился к Яну:
— Пан доктор, вы знаете, что мы с вами дальние родственники? Меня зовут Регер. Хегер в свое время женился на Регеровой. Фирма потом называлась «Регер и Хегер». Парфюмерия на Целетной улице. Она обанкротилась, как «Цезарь Бирото», совсем как у Бальзака.
— Мне мать об этом никогда не рассказывала.
— Передайте ей, пожалуйста, поклон от меня.
Доктор Регер проводил Яна и Йожу Шадека в комнату на втором этаже. Двуспальная кровать занимала большую ее часть.
— Мы не смогли каждого разместить в отдельном помещении. Здесь сорок семь комнат, но спален мало, извините. Вы приехали в одной машине и будете спать в одной постели. — Регер улыбнулся, незаметно поджав губы. — Рядом есть ванная. Пан президент ждет вас в пять часов к чаю в саду. В пять часов здесь ти-тайм