На берегах полноводной Сивини - страница 3

Утром, наскоро выпив молока, Антон заторопился в школу. Теперь он стремился как можно скорее уйти из дома: тяжело было видеть заплаканное лицо матери, слушать вздохи, причитания бабушки.

В школу было еще рано, и пошел Антон окружным путем. У вокзала остановился перед памятником стратонавтам. На круглом мраморном цоколе высилась величественная фигура с капюшоном на голове. Антон хорошо знал, что поставлена она была в память о трех отважных исследователях высших слоев атмосферы, потерпевших аварию где-то над территорией Мордовии. Какие это были замечательные люди, вся страна ими гордилась!

В середине второго урока в дверь класса просунула голову уборщица тетя Малаша, сказала:

— Кичапина требуют к директору.

Ученики тихонько загудели. Преподавательница подняла руку, восстанавливая тишину, разрешила:

— Иди, Кичапин.

В кабинете директора Антон застал свою мать, одетую в лучший костюм, с нарядной кожаной сумочкой. Он остановился на пороге.

— А может, Вера Михайловна, вам не следует снимать его со школы? — Директор, мельком глянув на Антона, продолжал: — Сами знаете, скоро конец учебного года, мальчику резко менять обстановку… А? Закончит восьмой класс… надеюсь, он перейдет, успехи делает. — Новый суровый и поощрительный взгляд на Антона. — Вот тогда и выдадим документы.

— Конечно, так было бы лучше. — Вера Михайловна зачем-то открыла сумочку и опять закрыла. — Но обстоятельства складываются так, что переехать мы должны срочно. Мальчику в Саранске просто негде… словом, надо забрать его сразу.

И опять Антону показалось, что мать чего-то не договаривает, как и все время в последние дни. Несмотря на то что она была нарядно одета, припудрилась, красиво уложила волосы, во всем ее облике проглядывала какая-то беспомощность, подавленность. Антон вдруг заметил, что мать вроде стала ниже ростом, просто маленькая, под глазами у нее залегла синева и заметнее стали морщинки, которые не могла скрыть и косметика. Ему казалось, что уже весь город знает, что их бросил отец, и мальчик опустил голову. Вера Михайловна поспешно закончила:

— В селе школа большая, хорошая. Я думаю, что Антон быстро освоится и не снизит успеваемость.

Бритое лицо директора выражало явное сочувствие.

— Как сам Антон думает? — обратился он к ученику.

Паренек ответил, не задумываясь:

— Поеду с мамой.

Директор откинулся в кресле.

— Что ж, на этом и порешим. Ступай, Антон, в класс.

Когда мальчик уже закрыл за собой дверь кабинета, он еще слышал голос директора:

— … теперь могу вам сказать, Вера Михайловна, жаль нам расставаться с таким способным учеником.

Весь следующий день в доме шло спешное приготовление к отъезду: из платяного шкафа, из комода вынимались вещи, укладывались в чемоданы, в узлы. На стульях, на полу валялись оброненные платья, чулки. Антон бегал по магазинам за крючками, леской, тщательно упаковывал свои ракеты — все, что собирался везти в деревню. Ему и грустно было покидать Саранск — слишком неожиданно развились события, — и, как это ни странно, тянула неизвестная жизнь, хотелось узнать, что его ожидает впереди.

Под вечер за суетой он не заметил, как в дом вошел отец. Лицо у него было чисто выбрито, белокурые, слегка волнистые волосы причесаны. Его сильное, здоровое тело свободно облегал серый костюм в клетку, вид был щеголеватый.

«Появился…» Сердце у Антона ёкнуло.

Ему хотелось броситься к отцу, обнять, задать тысячу вопросов. Все-таки навестил? Зачем? А вдруг передумал, будет просить у мамы прощения, и все пойдет по-старому? Или хоть объяснит, почему так случилось? Кто же другой должен это сделать? И что-то новое, непонятное самому, удерживало Антона в своей комнате, и он делал вид, будто возится с укладыванием вещей. Сердце его гулко колотилось. Бабушка шаркала войлочными шлепанцами то в кухне, то в ванной, гремела кастрюлями, что-то увязывала.

— Уже собралась? — услышал Антон непривычно громкий и как бы уже чужой голос отца.

Ответ бабушки он не разобрал.

— Быстро, — опять послышался голос Павла Николаевича.

Антону показалось, что отец немножко растерян. Он и по квартире ходил, опустив голову, ступая неслышно, точно боялся привлечь к себе внимание. Антон все ждал: вот отец появится в его комнатке, обнимет его, они поговорят по душам. Паренек слышал, как в правом виске билась какая-то жилка, движения у него сделались скованными, в грудь будто налили кипящего масла.