На этом месте в 1904 году - страница 7

стр.

«Давайте просто посмотрим» — предложил Никита. «Я там уже была, — ответила Вика. — Там только доски, мох и кирпичи». И все же пошли по ближайшей тропке наверх.

Холм, что казался таким крутым и высоким снизу, не так сильно поднял их над поселком, даже тропинка, что от крыльца гостиницы выглядела почти вертикальным подъемом, была почти ровной, как обычный тротуар. Не первый раз уже Никита попадался на этот обман, пробуя одолеть высоту, которая не разочаровывала бы, если на нее забраться, когда тащил отца или мать на разные горы в городе или возле. Всегда была эта пешеходная нетрудная тропинка или асфальтовая дорожка и всё, а затем те же дома, те же деревья.

Однако, чем ближе — выше становилась церковь, тем больше она напоминала Никите один из тех фильмов, которыми папа, дядя Дима и мама пытались пичкать его для общего развития, показывая, что раньше кино воспитывало в людях исключительно хорошее. Папа дважды пытался не уснуть на первой серии «Незнайки с нашего двора», пока не признался, что и в своем детстве никак не мог понять, про что этот фильм, и, как только заканчивалась вместе с титрами песня, мозг будто отрубался и очухивался на обличающем Незнайку заседании, затем при появлении заматерелых Электроника и Сыроежкина, а чем все заканчивалось, он, убей бог, так и не помнит совсем, надеялся, что взрослый сможет осилить этот шедевр кинематографа, но не смог.

Дядя Дима сломался на двух фильмах. Ближе к финалу «Сережи» он выключил свет в гостиной и подозрительно швыркал носом из кресла в углу. Советского «Питера Пэна» он поставил на паузу во время танца Тигровой Лилии перед Питером и признался маме, что много вещей видел, читал довольно смелые вещи, но впервые за пару лет, наверное, покраснел — настолько происходящее в кадре было странно и неудобно.

«Ну да, как бы современным взглядом необычно смотрится» — отвечала мама. «И еще забавно, — сказал тогда дядя Дима. — У меня сын лет в семь как раз на премьеру попал первого января, когда раньше всех телевизор включил после новогодней ночи. Он потом, наверное, года четыре считал на полном серьезе, что кардинал Ришелье, когда оказался с мушкетерами, пошел в пираты».

Церковь походила на ту, что едва ли не главным героем была в одном из показанных фильмов, в фильме «Вий». Папа признался, что для него это был когда-то настоящий триллер, один из двух советских (второй был «Десять негритят»). Не сказать, что летающий гроб сильно впечатлил Никиту, но теперь, когда он стоял почти возле высоких ворот с полукруглым верхом, смотрел на скачущую и глядящую на него с крыши очень черную молчаливую ворону, то, что был день, делало еще более жуткими драную колокольню и чей-то бледный портрет над входом, от которого остались только несколько пятен краски, причем все равно понятно было, что это чье-то лицо. Никита представил, что когда войдет внутрь, то несколько фигур, составленных из чешуек масляной краски, как из бабочек, возникнут у него за спиной, будут бесшумно следовать за ним, блестя отдельными паззлами в тонких, как лезвия, лучах солнца, сочащегося сквозь дыры в стенах и крыше.

Не совсем уже хотелось заходить внутрь, но тут же стояли Пауль и Вика и ожидали от Никиты какого-нибудь поступка. Никита осторожно приблизился к воротам, к тому месту, где в них угадывалась небольшая дверца, и заглянул в щель между досками, внутри ничего не было видно, Никита дернул дверную ручку на себя, но дверь даже не шелохнулась, у Никиты возникло ощущение, что он дергает скобу, вделанную в бетонную плиту. Никита толкнул дверь, но так же можно было толкать пятиэтажку. И только после этого он заметил, что вход забит множеством огромных металлических скоб, обход показал, что кто-то, как здоровенным степлером, прошелся по всему периметру, намертво заколотив все возможные лазейки внутрь. «Нагель» — зачем-то сказал Пауль на все это.

Таким образом, еще одно приключение закончилось почти ничем, только тетка Вики, узнав, что та таскалась возле церкви, где, как оказалось, много кто покалечился, а кто-то даже сложил буйную голову, накричала на Вику страшным голосом прямо при друзьях. Тетка была моложе папы и мамы, но, когда ругалась, пунцовея от натуги, такая полноватая, в косынке, которая была повязана толстым двойным узлом где-то между затылком и темечком, тетя выглядела, как пожилая соседка, что вечно была недовольна тем, что Никита, его мама и дядя Дима живут этажом ниже. Вика тупила глаза от ругани, но тетя то и дело разворачивала к себе Викино лицо и, отчетливо артикулируя, грозилась, что Вика и шага от нее больше не ступит, раз так, а завтра они идут за грибами на целый день, а послезавтра — за ягодами, а послепослезавтра Вика пойдет вместе с тетей на работу… и так день за днем, пока не приедет мать.