На этом месте в 1904 году - страница 8

Не зная еще, что тети хватит не больше чем на один день, Пауль и Никита затосковали. Они пробовали занять себя шахматами, и увлечения этого хватило на пару часов, потому что в сети их обоих буквально размалывали каждого чуть ли не за пятнадцать ходов, а друг с другом сидеть и молчать было все же не очень весело. Откопали было пару коллекционных карточных игр из топа плеймаркета, Пауль даже вложился в какую-то непобедимую, судя по ютубовскому гайду, колоду, но и с этой колодой его буквально возили щами по самому дну самой низшей карточной лиги, точно так же, как и Никиту, у которого имелись только те карты, что выпали при обучении основам и бесплатном дневном испытании. Переживая унижение за унижением, Никита внезапно вспомнил недавнюю мысль про белогвардейца на колокольне. «Вот так же, наверное, было и у него, только один раз и потом — всё, пустота, — подумал Никита и глянул на утес с двумя деревьями и стелой. — Он, наверное, смотрел на эти два дерева и успел заметить, что неплохо было бы перенестись туда как-нибудь незаметно от тех, кто его окружил, и пожалел, что ничего уже не поделаешь. А потом бам — и всё». Эта мысль занимала Никиту некоторое время, подступила этакой склонившейся к нему тенью, но тут Пауль догадался пройти вдоль реки и поискать «аппарат для слуха». Ничего, конечно, не нашли, добрели только, зачем-то переворачивая камни на берегу, до какого-то болота, в котором река и терялась, а после, уже вечером, когда тетка Вики уснула, устав бдить, или вернула племяннице отобранный в наказание планшет, Никите пришли от молчаливой девочки несколько сообщений.

Были они такие: «Я!» «Видела!» «Нору!» «Там!» «Барсук!» (стикер с барсуком), «Я!» «Знаю!» «Где!» «НОРА!» «НАДО ПОКОРМИТЬ!»

С утра пошел сильный дождь, но это уже не могло их остановить.

Тетка, отправляясь в строящуюся контору, где, по словам Вики, «красила и шуткатурила», поймала Вику за голову и, похожая на гипнотизера, медленно произнесла: «Ни шагу от дома. Поняла?» Вика, разумеется, кивнула, но это обещание тоже не могло остановить их поход к норе.

В обед они насовали в рюкзачок Пауля три надкусанных пирожка с ливером и пошли через реку. Чтобы рюкзак не промок насквозь, Пауль сначала надел его на плечи, а уже затем накинул свой желтый полиэтиленовый дождевик, отчего стал похож на горбуна. Совсем не озаботились тем, что нужна резиновая обувь, у всех троих были полиэтиленовые плащи, под которые каким-то образом проникала вода. Еще не дойдя до реки, уже промочили ноги, войдя в подлесок, промочили штаны снизу, а за те полчаса, что двигались к норе, задевая руками и головами кусты и ветки, вымокли, похоже, полностью все трое. Хорошо, что нора оказалась именно на том месте, где была тогда, когда ее заметила Вика. Мало того, совсем недалеко в самой норе имелся барсук в количестве одной штуки, который не только не стал прятаться, увидев людей, а будто ждал встречи и как бы слегка улыбался, покачиваясь из стороны в сторону. Боясь, как бы барсук не передумал, Никита спешно влез в рюкзак к Паулю и сунулся к норе с протянутым угощением в руке. Барсук подался навстречу, но что-то его остановило, заставило отворачивать морду, будто в смущении. Никита подошел поближе, сел на корточки протянутым в сторону барсучьей морды пирожком, взятым за ненадкусанный уголок.

Тут барсук все же решился и ухватил угощение, да так жадно, словно пытаясь зацепить зубами и руку Никиты. Пирожок, видно, не пришелся барсуку по вкусу, потому что он сразу выплюнул его и даже попятился от еды, весь как-то скрючившись, тяпнул пирожок еще раз, но видно было, что не для того тяпнул, чтобы попробовать: вдруг понравится со второго раза, а просто, чтобы именно укусить. Затем барсук сделал попытку еще раз броситься к Никите, но вода, лившаяся сверху, помешала ему, потому что барсук, похоже, и глядеть не мог на дождь, не то что мокнуть, он как-то стеснялся капель и струй. «Наверно простыл» — предположила Вика, и они отправились домой, жалея, в общем чате, что не удалось погладить зверя.

Когда женщины в гостинице — кастелянша, повариха и уборщица — увидели их такими, то издали горестный вопль. «Господи, — говорила уборщица, волоча Вику в сторону свободного номера 104, — господи, мало глухая, еще и пневмония если. Еще тетка голову оторвет, если увидит». Кастелянша, заталкивая Пауля в немецкий номер, кричала, словно пытаясь перекричать языковой барьер: «Хот. Драй, хот вош, как там, бл*дь? Хот шауэр энд драй весь, всю одежду драй, ферштейн? И под одеяло». «Ладно этот, ладно эта, — ругалась на Никиту повариха, — но ты не маленький вроде, господи».