На фарватерах Севастополя - страница 9

Больше всего не любили на кораблях нашего соединения ясные сумерки и лунные ночи, те светлые и спокойные сумерки и ночи, о которых любят писать поэты.

И было за что не любить. В такую пору фашисты повадились сбрасывать с «юнкерсов» магнитные мины, подвешенные к светло–зеленым парашютам. Прожектору и зенитчикам обнаружить парашюты было трудно. А мина с большой высоты на стропах парашюта тихо, как видение, скользила к воде. Всплеск — и мина ложилась на грунт, часовой механизм начинал отсчитывать заданное время.

Наткнувшись в первые дни войны на огонь зениток, враг стал хитрить. Теперь он посылал вперед самолеты–бомбардировщики. Они приближались к Севастополю на большой высоте и принимали на себя ярость зениток и истребителей, а в это время скрытно, воровски, чтобы не обнаружить себя, в серебряном лунном свете или в смутных сумерках подкрадывались самолеты–миноносцы «Ю-88» и на планирующем полете высыпали на рейд и фарватер свой смертоносный груз.

Много хлопот доставляли нашему штабу и кораблям эти ночные налеты авиации. Ночью точно определить места сброшенных мин было очень трудно. С этой работой одним минерам было уже не справиться. В борьбу с магнитными минами включились сигнальщики и специальные наблюдатели.

Теперь уже каждую ночь, едва в луче прожектора мелькнет зеленый парашют, его спешат запеленговать с кораблей и береговых постов, с катеров и шлюпок, расставленных на рейде, на створах и в севастопольских бухтах. Но не всегда вовремя удается обнаружить вражеский самолет, и тогда только белый всплеск на воде покажет, куда успела упасть донная мина.

Начальнику штаба Морозову, флагманскому штурману Дзевялтовскому и мне приходилось ночами сидеть у телефонов, принимая от наблюдателей донесения, наносить на карту места сброшенных мин. Мы завели на них учет, каждая числилась под своим номером, с указанием, когда сброшена. Все это хранилось в ставшей потом знаменитой «голубой папке».

Минный офицер — основной труженик нашего соединения, где мины и тралы, глубинные бомбы и подрывные патроны являются главным оружием. А у штурманов что же, кажется, не очень воинственная специальность: нет у них ни гремучих мин, как у минера, ни оглушительных пушек, как у флагманского артиллериста Федоренко, который так и ходит с ватой в ушах целый день и уже привык переспрашивать каждое слово по два раза. Артиллеристу и минеру после похода дел невпроворот: материальная часть нечищеной стоять не любит. Другое дело у штурмана: пришел корабль в базу — сворачивай карту в трубку и с мостика долой — мили подсчитывать. Но так только кажется. А на самом деле штурман на корабле должен быть мастером на все руки, должен досконально знать все специальности. Без штурманских расчетов ни минер, ни артиллерист в атаку не выйдут.

«Штурман, курс», «Штурман, пеленг!», «Штурман, скорость!», и только тогда ложится корабль на боевой курс. Поэтому и командиры кораблей у нас в соединении из штурманов выходили.

Но на тральщиках работы штурману еще больше. Контр–адмирал Фадеев как–то сказал: «Штурман первым минером должен быть!» Пришлось Ивану Ивановичу Дзевялтовскому овладеть и минно–тральным делом. Здесь, на кораблях–тральщиках, ни минное поле выставить, ни фарватер протралить без штурмана нельзя.

Целую ночь работает над картой флагманский штурман Иван Иванович, а утром, только разольется над Инкерманом заря, заводит у пирса моторы рейдовый адмиральский катер.

Погрузив на открытую корму, где раньше стоял лихой крючковой, тральные вешки, катер готовится в опасный рейс. С рассветом на пирсе появляется флагманский штурман Дзевялтовский, вместе с ним молодой черноволосый штурман дивизиона Чугуенко. В руках Иван Иванович бережно держит небольшой деревянный ящичек. В нем заключен старинный мореходный инструмент — секстан. Работе с ним Дзевялтовский учился еще на учебном корабле «Комсомолец».

Каждый раз, отправляясь в море для постановки вешек, штурманы первыми проходили над сброшенными минами.

Иногда, возвратившись с моря, Иван Иванович шутил: «А сегодня я слышал, как грузило вехи ударилось о мину!»