На крыльях пламени - страница 22

— Красиво здесь, правда? Если б еще раз довелось служить в армии, только в пограничники бы пошел.

Он смотрит на меня и, так как я молчу, продолжает:

— Прекрасная суровая жизнь: ходить по росистой траве, вставать с птицами и кончать работу с заходом солнца, быть частью этого края, чувствовать, что за тобой твоя страна… Эх, и хорошо это, наверное.

Я слушаю, и меня распирает гордость. Рассеянно и растроганно смотрю вокруг и вижу: вдоль тополей идет дозорный.

Коротышка толстяк все не унимается:

— Идти вот так, уверенно и бесстрашно, хотя знаешь, что ты один и рядом нет никого, что можешь положиться только на свой ум и свою силу. Ведь так?

Я утвердительно киваю. Он удивленно спрашивает:

— Он что, действительно один? На всем участке один?

— Да, — машинально отвечаю я, а сам думаю, что дозор этого участка границы должен быть где-то рядом, раз уж эти землемеры сюда добрались.

Клубится черное облако, ветер сердито треплет мою плащ-палатку. Длинный с трудом поднимается.

— Дождь будет.

Я всматриваюсь в небо.

— А, облако светлое.

— Потому что его освещает солнце.

— Что-то не вижу солнца.

— Его туча закрыла.

Я знаю, что он прав, и не отвечаю. А он не унимается:

— Сейчас польет как из ведра. Надеюсь, это вас убедит.

— Ничего страшного, — высокомерно отвечаю я.

Но вот уже дико завывает ветер, тренога пошатнулась, и они едва успевают ее подхватить. Все обломанные ветки, сухие репьи, желтые пучки травы, что были в поле, словно вскочили на ноги и осовело закружились вокруг нас. Зашлепали по лбу тяжелые капли дождя, небо пускает частые стрелы, и вот уже льет ливмя.

Мы бежим к заставе. До зарослей кустарника бежать легко, но в чащобе приходится притормозить. Отяжелевшие от дождя ветки тесно сплетаются и хлещут по лицу. Мокрая дорога пружинит, грязь под ногами хлюпает и тащит назад, словно трясина. Лужи разлились во всю ширину тропинки, мутная серая вода в них рябит под ударами дождя. Они такие широкие — не перепрыгнешь, а вокруг протягивает тысячи мокрых рук кустарник, так что иного пути, как по лужам, нет. Мы бежим что есть духу, однако напрасно: все равно уж вымокли до нитки. Длинный бежит впереди, запросто перешагивая канавы и обеими руками раздвигая мокрые ветки, вода с которых брызжет мне в лицо. Коротышка пыхтит у меня за спиной, оборачиваюсь на его громкое сопение: он барахтается в луже, ноги разъезжаются в грязи, будто на льду, движения осторожны и смешны. Он ступает так бережно, словно наслаждается этой грязевой процедурой или специально мочит туфли. А дождь между тем льет как из ведра. Длинный плащ коротышки потемнел, по нему тоненькими ручейками течет вода. Вода бежит и по лицу, капая с носа и подбородка. Обеими руками он сжимает полосатые рейки, которые мешают ему бежать, рассыпаясь у него на плече; тщетно он пытается соединить их, через минуту они вновь расползаются в разные стороны и застревают концами в кустах.

Дожидаюсь, пока он меня догонит, и помогаю ему, На краю чащи нас ждет длинный. Дождь уже едва накрапывает, видны потемневшие от дождя строения заставы.

Длинный уже издали кричит с издевкой:

— А дождя-то и впрямь не было.

Я что-то бурчу под нос, он не слушает. Растянув в ухмылке рот и играя бровями, он слизывает с губ воду; вода с мокрых волос стекает по вискам и тихо капает вниз. Он демонстративно не вытирает лицо и говорит с усмешкой:

— Очень точный прогноз.

Я молчу.

— Этим и впрямь можно прокормиться, — продолжает он.

— Чем?

— Прогнозами!

Он уже смеется во весь рот. Толстяк отворачивается, будто и ему неприятны эти насмешки.

Во мне взыграло самолюбие:

— Разве это дождь, настоящего дождя не было.

Я смотрю на небо. По нему плавают жалкие обрывки облаков: ни следа прошедшей грозы.

Длинный вскидывает брови.

— Не было?

Он отряхивается, и со штормовки каплет вода.

— Посмотрите-ка на меня! — отвечаю я.

Действительно, по плащ-палатке не видно, что она промокла, разве что чуть потемнела от воды.

Он смотрит на меня и подмигивает, да так, что одна бровь подпрыгивает чуть не до корней волос, а другая оседлала переносицу. Еще и гримасу насмешливую скраивает в придачу.

— Штатский был дождичек, мы на такой и внимания не обращаем, — небрежно бросаю я и, чтобы за мной осталось последнее слово, спешу вперед.