На Лиговке, у Обводного - страница 4

Светлый вечер. Солнце долго, почти до полуночи, скользит по верхушкам сопок, медленно, исподтишка закатываясь за голые каменистые верхушки. Всю ночь небо розовое. Белые ночи… Тревожат они, нагоняют тоску, бессонницу: куда-то хочется, чего-то не хочется. Привыкнуть к ним надо.

Вернувшись с прииска, я завалился на свою расшатанную, сколоченную из горбылей кровать. Матрац тощий, слежавшийся, одеяло старое, протертое. Это не потому, что я лодырь или неряха. Или у меня нечем заплатить за хорошее. Или я не разбираюсь, что хорошо, что плохо. Я вкалываю дай бог. От зари до зари, и сберкнижка у меня с приличной цифрой. Что такое хорошо и что такое плохо, знаю не хуже каждого. Просто потому, что мы где-то немножко впереди и тылы за нами не поспевают. Тащат за нами технику — это в первую очередь — и жратву, сколько успеют. Потому у нас вместо стаканов стеклянные банки из-под консервов. Их же здешние умельцы употребляют вместо оконных стекол. Полированных сервантов и поролоновых кушеток нам еще не привезли. Пока что дощатые столы и табуретки. Вот освоит человечество земной шарик полностью, тогда везде будет всего вволю и поровну. Форпостов не будет. Будет везде одинаково… И, наверное, будет скучно.

Лежу я, закинув руки за голову, и смотрю в потолок. В голове копошится что-то о смысле жизни. Я стараюсь не поддаваться таким размышлениям. Некогда. Да и проку нет. Размышляй не размышляй… Где уж тут. Дай бог со своими текущими делами справиться. Вот, например, — не нравится мне дружба между Юркой-Солдатом и Гарькой-Христосиком. Не правится!

Зазвонил телефон.

— Начальник? — закричала взволнованным голосом Люська-диспетчер. — Давайте скорее в управление. Директор комбината вызывает.

— Что стряслось?

— Не знаю. Юрку-Солдата забрали. Только в гараж въехал, а участковый хвать его под белы ручки — и в управление. Машина так и осталась среди двора.

Люська кончила десятилетку и год работает диспетчером. Ничего работает, с умом. В людях разбирается еще не очень. А в машинах научилась. Получила права третьего класса, и хлебом не корми — дай за руль сесть, хоть по двору, да погонять машину. На шоферов покрикивает, в диспетчерской в ее дежурство ругаются только культурно, молодежь за ней прихлестывает, билетами в кино или там на спектакль в Дом культуры обеспечена навалом.

— Подожди, не тарахти, — остановил я Люську. — За что его, Юрку?

— А я знаю? Бегите скорее в управление.

Прибежал я в управление — стук, стук в дверь. А ее и кулаком не прошибешь. Дерматином обита. Приоткрыл ее, заглянул, спрашиваю: «Вызывали?» В кабинете полно народу. На меня ноль внимания. Директор за столом ходит как тигр в клетке. Рядом в кресле главный инженер, в другом развалился толстенький, с лысинкой начальник отдела труда и зарплаты. В поселке его зовут просто «Труда-и-зарплаты». Он мой внутренний враг. Шоферам зарплату режет. То расценки ему не те, то коэффициент не такой, то приписки какие-то обнаружит. Увидел меня и ехидно улыбается.

— Все великое начинается с малого, — многозначительно проговорил он. — Сначала мешок с сахаром, потом мешок с золотом. Распустились!

Тут же Горбачев в полной милицейской форме. Вдоль стенок еще кто-то из начальства, чином помельче. Все в кабинете залито красным светом. Окна на вечернюю зарю. Вот она и подкрасила все в жутковатый, пожарный цвет. Даже облачко табачного дыма розовым отсвечивает. Между прочим, курить в своем кабинете директор не разрешал. Это, говорит, мое рабочее место. Вас много, вы меня в два счета угробите. Раком легких. А сам курил.

И тут я увидел Юрку-Солдата. Сидит в сторонке, на отдельном стуле, как на скамье подсудимых. И лицо у него не розовое, как у всех от вечерней зорьки, а зеленое. Смотрит на меня, губы трясутся, в глазах не поймешь что. «Чуяло мое сердце», — подумал я.

Брякнул телефон. Не успел раззвониться — директор схватил трубку.

— Где вы там?! Точно провалились. За смертью вас посылать! — и включил на пульте динамик.

— Докладывает начальник ремпункта, — послышался далекий голос — Отправили. Руки пришлось связать. Психует. Кусаться начал. Кавказская привычка — за кинжал хвататься.