На Лиговке, у Обводного - страница 8

Непривычная роль жениха сбивала Андрея с толку. Да и отца побаивался. Старик кряжистый, и какой он старик? Плечи — во! Руки как у штангиста, глаза строгие. И Андрей терялся, не находя нужных слов, то дерзил, старался держаться независимо, то смущенно краснел и молчал.

— Приводи, посмотрим, — хмуро согласился Федор Иваныч.

У Анны он спросил:

— С тобой-то советовался? У них что? Уже до этого дошло?

— Сам-то ты с отцом-матерью много советовался? — резонно заявила Анна. — Сказала Андрюшке — не торопись, подумай. Вот и все… Что я еще могла? А подглядывать за ними… Это уж ты извини.

Будущая невестка была девка как девка. Коленки голые, глаза чем-то голубым намазаны, волосы длинные, вроде как нечесаные. Но смотрит смело, даже дерзко. Федора Иваныча оглядела с ног до головы — стоящий тесть или нет? К Андрюшке жмется, за ручку держится.

— Да-а-а… — прикидывал Федор Иваныч, — сразу-то и не разберешься, кто у кого на буксире ходить будет? Она у Андрюшки или Андрюшка у нее? Надолго ли это у них? В молодые годы не часто бывает, чтоб сразу и на всю жизнь. Дорвутся друг до друга, наиграются, натешатся, набьют оскому, а потом — «не сошлись характером».

Не нравилась Федору Иванычу эта затея.

Посидели, поговорили, помолчали.

— А жить где думаете? — спросил Федор Иваныч.

— Пока как-нибудь… — неуверенно ответил Андрей. — Мама насчет кооперативной говорила.

— Что-о-о?! — изумился Федор Иваныч.

Это значит, ему с Анной навсегда остаться в старой развалюхе? Без всякой надежды на человеческое жилье? Новые квартиры дают не тем, кому они нужны, а тем, кто нужен. Кровь ударила в голову.

— Вот! — крикнул он и, сложив три пальца, показал фигу: — Видели?

Андрей побелел, смотрел исподлобья. Будущая невестка… Да какая это невестка? Девчонка! Пигалица. Ишь глаза таращит, словно змея-горыныча увидела.

— Вот так! — твердо сказал Федор Иваныч. И посмотрел на Анну. Он еще не разобрался — куда она клонит? Поддержит его или нет? Молодые и в старом домишке неплохо проживут. У них все еще впереди. Пусть сами достигают. Анна молчала, сердито поджав губы. Не сдержав себя, Федор Иваныч перешел на крик: — От горшка два вершка — и сразу на все готовенькое? Вот вам! — и еще раз показал фигу.

Невестка выскочила за дверь.

— Валя! — крикнул Андрей и тоже выбежал.

Анна не шевельнулась.

— Та-ак… — проговорил Федор Иваныч, догадываясь, куда клонит жена. — Значит, решили… Я три года горбатился где-то у черта на рогах… А тут…

— Решай сам, — перебила его бессвязную речь жена и пошла к двери. — Постыдился бы.

— Ффу-у, черт… — передохнул Федор Иваныч. Нехорошо получилось. Уж очень все неожиданно. Как палкой по затылку. Хоть бы письмом предупредили, посоветовались бы. А то все по-своему, не спросясь. Схитрили. Обвели вокруг пальца. Взяли да и поднесли готовенькое. Хочешь ешь, хочешь плюйся. Но Анна! Так мечтала об этой двухкомнатной. Надо же…

Он любил свою Анну, томился без нее, скучал все эти три года, и размолвка была неприятна. Несколько дней прожили вместе молча, будто в доме покойник. Потом Федору Иванычу стало казаться, что Анна в чем-то права. Может, он сам виноват? Чего-то не так сообразил? Тешился мечтой, как ребенок игрушкой, а в жизнь не смотрел… А теперь вот… Да еще накричал, фигу показал.

Кооперативную отдали молодым. Снова все улыбались, радовались, стали готовиться к свадьбе.

Но самим жить в развалюхе стало тошно. Трудно было примириться, что по усам текло, а в рот не попало. Федор Иваныч кряхтел — да вдруг и внес предложение:

— Махнуть еще разок?

И порешили они с Анной, что он «махнет».

Теперь все было проще. Теперь он знал, куда и зачем едет, что его там ждет, на что рассчитывать, на что надеяться.

И встретили его иначе, уважительно.

— А-а-а… Федор Иваныч! С приездом.

Машину дали новенькую, необкатанную, из нее еще не выветрился заводской душок. Заработки с первых же дней пошли хорошие. На новой-то машине!

…Прошло три года. И наконец-то выбрались из старой развалюхи в новую, благоустроенную квартиру. А в старой кооперативной, из-за которой когда-то разгорелся сыр-бор, появился внук Ильюшка.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — радовался Федор Иваныч, обнимая Анну и блаженно улыбаясь.