На Лунных островах - страница 37

От Дар-эс-Салама до мыса Делгаду вдоль побережья тянется непрерывная вереница больших и маленьких островов. Почти все они необитаемы, и только морские птицы населяют пляжи и заросли. Островов многие сотни, и лавировать между ними нелегко, хотя мелкие парусники предпочитают двигаться именно там, в более спокойной воде. Плыть можно только днем, а когда солнце заходит, надо искать стоянку, чтобы переждать до утра. Рулевой сворачивает к берегу или подводит судно к ближайшему острову с подветренной стороны.

После целого дня пути, обожженные солнцем и овеянные морскими ветрами, мы чувствовали потребность в движении и, решив сойти на берег, собирались на носу. Мы рассматривали приближающийся пляж или дно моря и готовили к спуску резиновые лодки. Когда берег был уже совсем рядом, мы уступали место матросам, которые ставили судно на якорь. Каждый вечер, как бы выполняя традиционный морской церемониал, Макен устраивался на форштевне, у основания бушприта, бросал лот и время от времени объявлял глубину: «Десять локтей! Все еще десять локтей! Восемь локтей!», пока капитан не решал, что здесь достаточно мелко. Тогда в машинном отделении раздавался звонок и капитан Харви высовывался из узкого окошечка рулевой рубки и кричал: «Макен, бросайте якорь!»

«Да, месье», — отвечал боцман, и якорная цепь, легко разматываясь с ворота, падала в воду.

Это был самый блаженный момент дня. Шум машины сменялся плеском волн о корпус корабля и криками птиц. Мы спускали лодки на воду и гребли к берегу. Приятно было ступить на чистый песок островка и посвятить конец дня исследованию его берегов. Картины, которые в ранней юности рисовала нам фантазия при чтении романов Стивенсона, Дефо или Лондона, в эти короткие часы претворялись в действительность. То, что было лишь игрой нашего мальчишеского воображения, представало перед нами здесь, в неведомой, чудесной стране. Затем, когда тьма гасила на небе краски заката, на «Марсуине» в свете сигнального фонаря появлялся Макен и кричал, что обед готов. Тогда мы возвращались на борт и, поев, до поздней ночи предавались воспоминаниям, беседовали о работе, о наших планах и о всяких пустяках. Нет ничего приятнее, чем выкурить последнюю сигарету, растянувшись на палубе и глядя в звездное небо.

Из всех встреченных островов больше всего понравился нам остров Сонга-Сонга, о котором никак нельзя не упомянуть при описании плавания. Дело было не в том, что он выглядел иначе, чем другие острова, и не в том, что мы особенно подробно исследовали его: главное заключалось в изумительной картине, представшей перед нашими глазами, как только мы вышли из лодки.

Мы прибыли туда на закате, когда низкие облака, нависшие над горизонтом, были окрашены цветами умирающего дня. Через остров, перпендикулярно пляжу, тянулся песчаный язык, конец которого образовывал мыс, покрытый редкими зарослями. На берегу расположились стаи морских птиц: чаек, цапель, буревестников и других. Отдельно сидели фламинго, этих птиц мы встретили здесь впервые со дня приезда в Африку. Их светлые тела покоились на невероятно длинных ногах, но изящество движений делало гармоничными даже непропорциональные конечности. Вытащив лодки на пляж, мы двинулись по открытому месту прямо к фламинго. По мере того как мы подходили, они сбивались в кучу, все теснее прижимались друг к другу и вытягивали шеи, поглядывая на нас. Эти пугливые существа не позволили нам подойти ближе, чем на пятьдесят метров. С шумом поднялись они в воздух, и тогда-то произошло настоящее чудо. Их оперение из белого внезапно сделалось ярко-красным, и все небо словно озарилось пламенем. Это обнажились перья, скрытые под крыльями. Никогда не видели мы столь великолепного цвета, ни один восход или закат не сверкал такими красками, никогда еще цветы не распускали столь огненных лепестков. Целая туча птиц, переливаясь всевозможными оттенками, от розового до карминно-красного, мгновенно превратилась в огненную стрелу, устремленную в небо. Фламинго один за другим правильным строем летели к югу. Ветер упал, и море, успокоившись, стало похоже на какое-то маслянистое вещество, отливавшее перламутром. Летящие фламинго отразились в воде, а когда последняя птица скрылась вдали, море словно ожило. Показались блестящие тела множества гринд