На перекрестке цивилизаций - страница 14
Размеры торговой клетки, где мы сидели, не превышали кабины лифта. Кроме уже упомянутого диванчика, здесь находились столик с аптекарскими весами и маленькой г четной машинкой, стул, а также вмонтированный в стену внушительных размеров сейф. Ноги мои гудели от усталости. Чтобы продлить блаженство отдыха, я спросил своего хошина о цене первого попавшегося мне на глаза колечка, украшенного небольшим бирюзовым камешком. Небрежно Оросив его на весы, ювелир поманипулировал гирьками, поиграл клавишами счетной машины и изрек: «Точно — 17,50 лир, а для друзей 45». Я поинтересовался, почему он приравнивает стоимость камня к стоимости золота и узнал, что так принято в здешнем ювелирном мире.
— А если бы это был бриллиант?
— Если бы я имел бриллиант размером с эту бирюзу, то я бы сейчас здесь не сидел.
Мне не раз приходилось слышать из уст местных жителей русскую речь и меня всегда удивляла чистота их произношения. Я поделился своими мыслями с собеседником и услышал:
Я — армянин. Почти все люди плавильного сука (так называют здесь ювелирные ряды базара) — армяне. Русскому языку я нигде не учился. Советских товарищей теперь часто можно видеть в нашей стране, и я стал понимать их разговор. Многие арабы тоже говорят по-русски. Иначе нам нельзя. К тому же, если хочешь торговать, надо знать язык.
Я от души поблагодарил собеседника, пообещав еще раз наведаться к нему, и вновь влился в рыночную толпу. Во время следования каким-то узким каменным коридором я был застигнут грузовиком. Борта его кузова почти касались стен домов. Не желая быть вдавленным в стену, я шмыгнул в небольшую дверь и совершенно неожиданно оказался, как мне показалось, в… музее. Это был небольшой вымощенный каменными плитами двор с бассейном и фонтаном посередине. Легкие колонны поддерживали над большей частью двора сводчатые перекрытия. Помещение, обильно украшенное мозаикой, орнаментами, резными люстрами и цветными стеклами, было буквально завалено, заставлено старинными доспехами, шлемами, кольчугами, саблями, ятаганами, кинжалами, кубками, вазами, кувшинами, гигантскими медными блюдами с затейливой чеканкой. Тут же, переливаясь всеми возможными цветами, ослепляли глаза развернутые штуки парчи. В открытых сундуках покоились груды старинной утвари и украшений. В дальнем углу громыхал ткацкий станок совершенно допотопной конструкции. Его приводил в действие ткач, нажимая босыми ногами на педали-дощечки на веревочных петлях. Педалей было много. Ткач нащупывал нужные, в определенной последовательности нажимая их, и тут же искал другие. Все это делалось непрерывно, обеими ногами, с уверенностью автомата. Опускалась и поднималась громоздкая рама, шнырял туда-сюда челнок. Нить сплеталась с нитью, рождая знаменитую дамасскую парчу. Мне никогда не забыть этого станка. Этой пытки, именуемой мастерством.
— Чистый шелк. Натуральный шелк. Ручная работа! — раздалось на безукоризненном русском языке за моей спиной.
Человек, столь безошибочно определивший мою национальность, оказался продавцом, а музей — магазином. Все выставленные здесь товары продавались. Я признался, что лишь первый день брожу по Дамаску и не знаю, как добраться до гостиницы. Продавец заявил, что это проще простого. Он вручил мне рекламный буклет, на первой странице которого значилось: «Школа — Азема — школа». Затем на французском и английском языках уведомлялось о том, что в 1770 году пашой Абдулой Аль-Аземом в Дамаске была основана медресе (школа) по обучению студентов-теологов искусству ремесел и торговли. На последней странице рекламки был начерчен четкий план-схема всего базара с прилегающими улицами и с указанием кратчайшего пути к магазину, в котором я находился. Далее я узнал, что указанная медресе располагалась в этом помещении, а дворец меценатствовавшего паши где-то неподалеку.
Разумеется, покинув магазин, я немедленно сбился с дороги, но боязнь заблудиться исчезла. Я шел крытыми галереями, просто узкими улочками, мимо древних арок и коллонад, держащихся лишь потому, что глыбы, их составляющие, еще не решили, на чью голову им падать. Я заглядывал в проходы между рядами лавок и любовался открывающимся покоем внутреннего дворика или мечети. Мраморные таблички, прикрепленные к некоторым зданиям, указывали дату их постройки: XIII, XIV, XV, XVI век. А вокруг бушевало торжище. Особенно впечатляли текстильные ряды. Волны тканей всех цветов, тонов, оттенков, которые только можно вообразить, переливались, колыхались, взлетали вверх и падали на прилавки под ловкими руками фокусников-купцов. Туго свернутая в цилиндры, сверкала, как болванки драгоценного металла, парча. Поблескивали огнем штуки шелков. Подброшенные в воздух, они оставляли за собой огненные хвосты то ли ракет, то ли жар-птиц. Иногда казалось, что с потолков низвергаются водопады, пронизанные разноцветными лучами. Иные полотнища больше всего напоминали густую темень ночи, другие — застывшие блики пожара, третьи — звездное небо.