На пути в Индию. Персидский поход 1722–1723 гг. - страница 13

.

Имеющиеся в нашем распоряжении бумаги Кабинета Петра I и Коллегии иностранных дел, а также походные журналы императора не содержат информации о прибытии кого-либо из турецких официальных лиц и подобном ультиматуме; не поднималась эта тема и в мнениях генералитета на состоявшемся в лагере «консилиуме». Турецкие власти в Стамбуле только в конце сентября или в октябре получили точные сведения о походе, а отправленный в Россию посланник Нишли Мехмед-ага прибыл в Москву к началу 1723 года, о чём речь пойдёт ниже. Армейский офицер Брюс не имел отношения к дипломатическим делам и, скорее всего, передавал распространившиеся в войсках слухи. Однако едва ли его сообщение является выдумкой. Возможно, Брюс называл «посланником» кого-то из прибывавших с письмам: жителей Шемахи? В одном из них шемахинцы сообщали о получении царского манифеста и ходатайствовали об отправке к ним русского «везиря», но в то же время указывали, что город «уступлен» султану и «во оном турецкие знаки»; в другом послании (от имени Мухаммед Рахима и ещё тринадцати человек) просили выслушать его подателя, уполномоченной передать суть «на словах», и выдать им «охранный лист»[76].

Лукавый уцмий 31 августа известил, что приготовил было 600 арб и тысячу быков; но не может их отдать, поскольку русские «пожгли» 12 его деревень[77]. Все ждали подхода эскадры Вильбоа. Однако едва она в составе семнадцати кораблей вышла из устья Волги в море, как «повредились все суда». Капитан-командор Мартин Гослер доносил, что «носы и кормы текли», а один корабль утонул; пришлось заново конопатить корпуса. 1 сентября Апраксин отправил Вильбоа приказ оставаться у острова Чеченя или Четырёхбугорного (последний ныне стал частью материка в дельте Волги), поскольку «мы с 5 числа сего месяца, ежели вы не будете, пойдём назад к тренжаменту, учинённому в Аграханском заливе». 4 сентября от капитана пришло известие, что его корабли, добравшиеся до Чеченя, «потекли». А 7 сентября транспорты были разбиты штормом и выброшены на мель[78]. И здесь часть провианта удалось спасти, но армия лишилась поддержки с моря. Надежды на продолжение похода больше не было.

5 сентября Пётр торжественно отметил именины дочери Елизаветы, после чего, «зделав при реке Рубас транжамент, возвратился с войском к Дербенту, а в транжаменте оставлено казаков 300 человек». К тому времени стало ясно, что не оправдались и расчёты на занятие Баку. Прибывший в тот же день на шняве «Святая Екатерина» О. Лунин доложил, что в город его не пустили. Во вручённом офицеру письме бакинцы дипломатично благодарили царя за милость, но от российской помощи отказались («не желаем, чтоб войски ваши такую трудность восприяли») и уведомили, что уже два года успешно отбиваются от «изменников», а шах якобы послал к ним своего сына с армией[79]. Послание было признано «посмеятельным»; стало ясно, что триумфального приёма, как в Дербенте, не будет и город придётся «добывать».

Пётр не мог идти навстречу Вахтангу VI, и желаемого «случения» союзников так и не произошло. Выгруженного на берег с разбитых кораблей и имевшегося в полках продовольствия хватило бы на месяц, а подвезти новые запасы было не на чем. Кавалерия продолжала терять лошадей, а непривычный климат вызывал болезни у солдат.

6 сентября в обратный путь двинулись обозы, а за ними — главные силы армии. Отбывая из Дербента, Пётр распорядился охранять «Хаджи Аслан-бека огород, в котором мы ныне стояли», и там «мастера» для разведения винограда[80]. В укреплениях, построенных с юга и севера от Дербента, и в самом городе были оставлены гарнизоны; как свидетельствует черновой походный журнал, произведены аресты «недоброжелательных», склонявшихся к Дауд-беку.

Отход показал, как быстро может меняться ситуация на Кавказе: горские предводители только что демонстрировали «приятность», а 20 сентября комендант Дербента Андрей Юнгер сообщил, что воины уцмия, казикумухского Сурхай-хана и утемишского султана захватили редут на реке Орта-Буган, притоке Уллучая к северу от Дербента, «и люди караулные от неприятеля побиты». По сведениям дербентского наиба, трёхдневный штурм обошёлся нападавшим в 400 погибших, но из гарнизона в 128 солдат и шесть казаков спаслись в камышах лишь трое, да и они так и не добрались до города. Нападение последовало и на «транжамент» на Рубасе; в укреплении взорвалась пушка, затем обвалилась стена, и гарнизон пришлось вывести в Дербент